Но даже с подпорченным настроением упорная аспирантка готовилась весь трудовой день посвятить сидению в библиотеке, при любом развитии событии – придет незнакомец или не придет.
По крайней мере, розы тоже не знали, чем закончится визит в малый читальный зал.
Глория, сбросив ночную рубашку, подошла к трельяжу полностью обнаженная.
Разглядывание недостатков тоже входило в утренние процедуры, как и размышление над тем, что все-таки законы генетики – это фундаментальная вещь.
Фигура подкачала по всем параметрам: там, где не надо, толстовато, а там, где надо, щупло и худообразно.
На животе какая-то дурацкая складка.
И еще этот чересчур выделяющийся черный треугольник на лобке, черный и курчавый.
Аспирантка понимала, что это вина доминирующих генов.
Чернота и курчавость всегда побеждают.
Спасибо, что еще удержались рецессивные глаза.
А вот нос чуть с горбинкой да излишне узкие губы – это порождение каких-то локальных мутаций по отцовской линии.
Наверное, там были сплошь алкоголики.
Но тут новое украшение – подарок Гранд Маман – отвлек аспирантку от визуального мазохизма.
Фамильный талисман, магический оберег качнулся на золотой цепочке в ложбинке промеж слегка удлиненных, но достаточно упругих грудей, еще не познавших ни страсти бешеных поцелуев, ни голодного рта орущего младенца.
Глория на мгновение представила, как сольется в любовном экстазе с избранником, но почему-то вместо библиотечного русоволосого незнакомца из подсознания вынырнул неизвестный мужчина, явно недостойный женщины из рода Дюбуа.
И замелькали воображаемые фривольно-похабные сцены.
Голубоглазой аспиранткой в голубом платье и таких же голубых трусиках и голубом лифчике пытался овладеть потный сладострастник.
Глория напрягла память – и вдруг узнала непрошеного сексуального партнера.
Задирал подол новенького платья не кто иной, как толстый плешивый охранник Национального парка роз. Облизывая мерзкие губы и пуская мерзкие слюни, Браун стягивал с обомлевшей аспирантки трусики, стягивал, плотоядно урча.
Глория никак не могла избавиться от дурацкого порнографического видения.
Глория мысленно колошматила по фуражке кулаками, но это лишь распаляло насильника.
Глория стонала, визжала, рыдала.
А Браун, превратив шелковые трусики в жалкие ошметки, опрокинул истошно кричащую аспирантку прямо на покровные розы.
И Глория как наяву ощутила момент принудительного соития.
Острые многочисленные шипы впились аспирантке в ляжки, а одна особенно колючая ветка нацелилась на девственную плеву.
Браун тоже возжелал аспирантской невинности.
Сбросил фуражку. Снял куртку.