– Что, хазрет? – жалобно спросил урус.
– Ты принес?
– Волшебные чернила?
– Да нет же! Не чернила. Язык. Я просил, чтобы ты прихватил с собой язык Сулейманбека. Принес?
– Так язык?.. Язык я принес!.. Вот он!..
– Ага! Прекрасно! Спасибо, что сохранил! – Тамерлан принял из рук Искендера склянку с египетской аракой, в которой плавал уже выцветший от спирта язык доносчика Сулейманбека. – Есть древнее монгольское поверье, с помощью которого проверялось, правду говорит человек или лжет. Для этого испытуемый должен съесть язык заклятого клеветника. Если он при этом останется жив и здоров, то, значит, он говорил правду. Если же он на месте скончается в страшных судорогах, значит, врал. Вот в этой склянке язык заклятого клеветника. Уважаемый Мухаммед Аль-Кааги, съешь его, и мы проверим, правду ли ты говорил. Но учти, если ты откажешься от испытания, я прикажу содрать с тебя заживо кожу.
Немного поразмыслив, Мухаммед оцепенело направился к Тамерлану.
– Стойте! – раздался тут голос темника Борондоя. – Подождите! Хазрет, мы живем в просвещенное время. Разве можно доверять древним монгольским предрассудкам, имея под рукой новейшие достижения арабских и персидских ученых? Я хочу засвидетельствовать, что визирь Хуссейн Абу Ахмад действительно виновен в казнокрадстве, но нисколько не виновен в дурных замыслах против вашего величества. И боюсь, что оклеветал его не кто иной, как этот вот самый Мухаммед. У него есть для этого основания. Я видел его сегодня с одной из ваших жен. А именно с Яугуя-агой.
– Ах вот что? И чем же они занимались? – спросил Тамерлан.
– Они шли полуобнявшись.
Повсюду прокатился ропот негодования.
– Это правда, Мухаммед? – спросил хазрет.
– Да, о справедливейший, – ответил Мухаммед. – На празднике у госпожи Севин-бей ваша жена Яугуя-ага захмелела от выпитого вина, ибо доселе никогда его не пробовала. И госпожа Севин-бей попросила меня отвести госпожу Яугуя-ага. Вот и все.
– Ну так ешь скорее язык клеветника, чтобы мы все увидели, что ты честен и не носишь в душе грехов против нашего спокойствия, – приказал Тамерлан с некоторым явным нетерпением, протягивая Мухаммеду склянку с языком азербайджанца.
И Мухаммед Аль-Кааги на сей раз довольно проворно схватил склянку, выудил из нее содержимое и принялся есть с таким видом, будто всю жизнь только и питался сырыми законсервированными в араке человеческими языками, а в последнее время ощущал сильную их нехватку. Когда язык был съеден, Тамерлан осведомился:
– Как ты себя чувствуешь, достопочтенный мой Мухаммед?
– Превосходно, хазрет! – ошалело отвечал Аль-Кааги.