Он поспешил утереть слезы рукавом халата и дописал последнюю фразу: «…слезы умиленья то и дело наворачивались мне на глаза». Тут он поставил точку обыкновенными чернилами, дождался, покуда истают чернила волшебные, и решил посмотреть, как там его властелин, жив ли еще или уже отправился в ад за свои небывалые грехи. Приблизившись к широкому ложу из трех десятков постеленных один на другой ковров, он замер и долго приглядывался к чертам лица Тамерлана, к паутине морщинок, изрезавших его щеки, виски, лучами расходящихся из уголков глаз.
Дыхания не наблюдалось и не слышалось. Осознав это, мирза Искендер оцепенел и какое-то время сам не дышал, все ожидая, что увидит колыхание груди, услышит сиплое движение воздуха, вдыхаемого и выдыхаемого Тамерланом. Затем он осторожно поднес к носу хазрета ладонь и некоторое время подержал ее, но так и не ощутил тепла.
Тамерлан был мертв.
Сердце мирзы Искендера заколотилось безумно, мощно, до боли. Он стал размышлять, что делать, стоит ли сообщать о смерти хазрета немедленно, не подвергает ли он себя этим какой-либо опасности. Ночь заканчивала течение свое. Это было то самое время, когда Тамерлан нередко просыпался от одного и того же страшного сна. Видимо, на сей раз сновидение доконало его.
Отойдя от смертного одра самого кровожадного из покорителей мира, Искендер торжественно подумал: «Итак, сегодня, в ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября одна тысяча четыреста четвертого года от Рождества Христова, скончался великий злодей Тамерлан…» Ему стало чудно, что это событие не сопровождалось никакими громами и молниями, никакими дивными знамениями, вообще ничем примечательным.
А черная душа? Почему Искендер не увидел, как она исторглась из поганого тела? Почему демоны не прилетели за ней в богатую опочивальню дворца Кок-Сарай, почему их завыванье не заставило оледенеть сердца и свист их черных крыл не рассекал воздух? Как могла эта злобная душа столь незаметно провалиться во мрак преисподней? Без дыма, без смрада, без копоти! Или ее вовсе не было, души у Тамерлана?
Искендер был разочарован. Он давно готовился к смерти ненавистного самаркандского государя. Не представлял, какая она будет, но ждал, что событие это непременно ознаменуется необыкновенными видениями и явлениями.
О нет, нет, Господи! Не так должен был умереть этот брат самого Сатаны! Он должен был кричать от ужаса и боли, уносимый чертями в обитель вечных и страшных мук. Он должен был чудовищно умирать в течение нескольких дней!
И вдруг вместо этого тихо отошел в мир иной. Незаметно. Во сне. Без мук, без страданий. Несправедливо!