– В городе-то? Да вроде бы все спокойно. Слышьте-ка. – Он подманил немца поближе и тихонько прошептал ему в ухо: – Ходят слухи, и уж беспременно точнешенькие, что хазрет-то наш отправился в самый лучший из садов.
– В какой же именно? – не понял немец. – Их много вокруг Самарканда, и один другого краше.
– Два нет же! Я имею в виду тот сад, который не имеет названия и так и называется – Сад.
– Не может быть! – изумился минбаши, но тотчас вспомнил, что бесконечными слухами о смерти Тамерлана никого уж давно не удивишь в стране чагатаев.
– Не сойти мне с этого места! – поклялся юзбаши.
– А тебе и так не сойти с этого места, – похлопал его по плечу Джильберге, – потому что ты должен нести здесь свою службу.
– И то верно! – рассмеялся привратник и, пропуская приезжих, еще раз вслух пожалел пленников: – Эх, горемычные!
Но все же мысль о том, что вдруг да и впрямь помер султан всех султанов, насторожила немца. «Вот тебе раз! – думал он. – Я их ловил-ловил, поймал, отпустить хотел, не отпустил, привез, а к кому привез, того, может, и в живых нету. Вот будет досада!»
Суета вокруг Кок-Сарая ничем не отличалась от обыденной суеты, но это могло еще ничего не означать. Мухаммеда и Зумрад сняли с седла, отвязали друг от друга и порознь повели со связанными руками вслед за минбаши. Наконец, достигнув прихожей покоев Тамерлана, Джильберге и следующие за ним были встречены царевичем Халиль-Султаном.
– Ваше высочество, – объявил немец, раскланявшись, – прошу вас доложить «мечу справедливости» и «колчану добродетели», что беглые Мухаммед Аль-Кааги и Яугуя-ага схвачены мною в Термезе и привезены к ногам его величества.
– Ждите, – ответил Халиль-Султан и отправился в покои своего деда. Отсутствовал он недолго, вскоре появился и сказал: – Величайший из великих ждет вас вместе с вашими пленниками.
Глава 49. Искендер о Тамерлане. (Продолжение. Баязет)
Князь Багдада хотя и признавал власть Тамерлана, но втайне находился в переписке с Баязетом, желая перейти на сторону турка. Тамерлан перехватил сию переписку, пришел в ярость и отправился громить неверного князя багдадского. Сперва он захватил Мосул – важную крепость в верховьях реки Тигр. Далее, идя берегом реки сей, явился под стены Багдада. Стояло лето, и знойно было так, что лошади валились замертво, будто кто бил их по голове дубиною. Семь седмиц длилась тягостная осада. Наконец град сдался на милость победителя. Как водится, поначалу изверг обещал народу багдадскому наказать лишь власть имущих, но злонравие его разве ж могло остановиться на малом кровопролитии! Вновь гробница праведника Абу-Ханифа сделалась предметом гнева смертоносного. Осмотрев, в каком виде она содержится, Тамерлан остался недоволен и молвил: «Яко я есмь распространитель веры праведной, то пеняю вам, жители Багдада, что не печетесь о величии могил священных, а за то начинаю карать вас». Зная уже, что пощады не будет, багдадцы прыгали в реку Тигр, но и там вылавливали их лютые чагатаи, дабы предать казни. Сотню башен из голов человеческих построил Тамерлан вкруг Багдада и почти полностью искоренил население дивного града. Всюду лежали трупы, мгновенно разлагаясь на невиданном зное. Город наполнился зловонием ужасным, так что подданные Тамерлана едва унесли ноги и чуть было сами не задохнулись от смрада. О, ежели есть ад, то не серою должно там двошить, а смрадом разложения человеческого мертвого тела!