Когда в палату пришел мой друг, я попросила у него телефон и на нем набирала вопросы, потому что говорить с трубками в носу было крайне больно.
Про пять трубок в животе и говорить нечего, о том, сколько дискомфорта могут доставлять эти штуки, даже вспоминать не хочется.
В реанимации я провела четыре дня. Первый день я вообще не шевелилась, так что пациент с соседней койки даже поинтересовался у медсестры:
– Что с ней, она в коме?
– Какая кома, она просто лежит спокойно.
Ей-богу, мне очень хотелось ответить, что ему не помешал бы типун на языке, но повторюсь, говорить было больно.
В отличие от обычной палаты, в реанимации ты подключен к прибору, который следит за тобой 24 часа в сутки, а в отделении всегда находится минимум один врач и много медперсонала. И кровать удобная, и пульт есть, регулирующий ее наклон, я его все время держала в руке, а врачи каждый раз шутили: «Катаешься?»
В отличие от обычной палаты, в реанимации ты подключен к прибору, который следит за тобой 24 часа в сутки.
Врачи в реанимации – это особые люди, они каждый день стараются поддержать твой боевой дух. Мне даже предлагали помыть голову, я отказалась; зато расчесываться меня заставляли:
– Ты потом не расчешешься! Давай, через силу!
– Не хочу, мне больно! У меня все равно химиотерапия, они выпадут! – мне правда было сложно шевелиться, я даже голову не поворачивала, а тут – расческа!
– Ой, не у всех выпадают, расчесывайся.
Про то, что у меня лимфома, знали все, но только однажды врач спросила, как я узнала о болезни. Это был один из тех случаев, когда я не ответила. По стечению обстоятельств, диагноз мне поставили именно в этой больнице месяц назад. Ко мне даже заходил тот самый торакальный хирург, который и говорил про некоего «зверька». Что именно он говорил в этот раз, я не запомнила, помню только, что подошел и погладил по голове.
Родителям разрешали навещать меня в реанимации по паре минут в день. Папа был слишком серьезен и сквозь зубы говорил: «Крепись!», а мама наигранно весело улыбалась и обещала, что все будет хорошо. Вот эти моменты больше всего выбивали из колеи – ты держишься, стараешься не думать о своих болях, о трубках по всему телу и т. д., но когда видишь родителей, сразу хочется плакать и просить, чтобы они поскорее забрали тебя. Поэтому я всегда делала вид, что хочу спать, когда они приходили, но они-то тоже не промах, поэтому говорили: «А ты спи-спи, я пока тут постою». В реанимации врачи им часто говорили, что для двадцатипятилетней барышни я на удивление терпелива. Действительно, я очень старалась не капризничать. Никому не стало бы легче от демонстрации того, как мне плохо, это и так понимали и знали все вокруг.