Чёрт! Дофилософствовался! Кто-то с сейнера резанул нам по фальшборту, и десятисантиметровая щепка, отбитая пулей от кромки доски, пробила насквозь правую щёку. В воду её! Хорошо, не в лоб или в бровь: кровь глаза не заливает! А ту, что в рот течёт, выплюнуть можно. Туда, где только что вспыхивали огоньки выстрелов, летит граната из подствольника. Только почему взрывов два и не один?
— Я тебе что сказал? Не высовываться из каюты! — рявкнул я на Наташу, прячущуюся за мачту. — А ну, быстро вниз!
Опять стреляют с сейнера. Чёрт, туда бы очередь из ДШК влепить! Чего он, кстати, молчит?
Возле пулемёта тёмным кулём лежит Носов, а с пулемётной лентой уже возится Райзман, которому тоже приказано было оставаться в каюте. Я достреливаю трёхпатронными очередями второй магазин, чтобы позволить Семёну Марковичу вставить ленту, и басовитое «бу-бу-бу-бу» разносит в клочья стальной борт сейнера в том месте, где укрывался стрелок.
Пальбы уже почти не слышно, но что это за металлический визг? Второй сейнер, почти не пострадавший от нашего огня, отползает от пирса задним ходом. Сейчас покажется кормовой пулемёт, установленный на надстройке за ходовой рубкой…
Один за другим в район дымовой трубы ложится пара ВОГов.
— Бойко, Семён Маркович! Огонь по ходовой рубке! Разнесите её, чтобы они уйти не смогли!
ДШК и «зушка» в три ствола дырявят ходовую рубку решившего сбежать сейнера, а я забрасываю ВОГами надстройку для входа в нижние помещения, на которой сверху установлен носовой пулемёт.
Всё. Закончились ленты и у ЗУ-23-2, и у ДШК. На сейнере, продолжающем пятиться задом, несколько очагов пожара. С него уже никто не стреляет. Пожалуй, бой закончен, осталось провести зачистку. Но для начала — разобраться, что у нас с потерями…
Остров Тонкий, 36 год, 32 июня, пятница, 10:05
— Не дёргайся!
— Так больно же!
— А когда попало — не больно было?
— Когда попало — не очень. А когда спиртовым тампоном протирать начала — да.
Выглядел я, конечно, первостатейным зомби: морда и шея до самого ворота в кровищи из пробитой щеки. Губы и подбородок — тоже красные от сплёвываемой крови. Камуфляж — в бурых пятнах. Но досталось мне гораздо меньше, чем, скажем, Носову с простреленным плечом или Осинцеву с оторванными двумя фалангами среднего пальца левой руки. Матрос сейчас без сознания: похоже, пулей раздробило кость. А капитан, лицо которого ещё и выбитыми стёклами рубки поцарапало, только морщится и пытается шутить:
— Во, блин, ранение! Теперь даже «фак» никому не покажешь, смех один получится!
Наташа, перебинтовав наскоро Носова и Вадима Григорьевича, залепила мою дыру в щеке пластырем.