Ну, вот я и узнал, что такое дворцовые интриги во времена СССР!
Поднявшись на борт по шторм-трапу, Воздвиженский первым делом поинтересовался у Осинцева:
— Капитан, с какой максимальной скоростью мы сейчас сможем идти курсом на восток?
— Если под парусом, то от силы 2-3 узла: наше парусное вооружение не позволяет нормально ходить под острым углом к ветру. Если на северо-восток, то при таком ветре узлов шесть выжмем.
— Нет, нам нужно строго на восток!
— Тогда под мотором шесть узлов спокойно сделаем.
— Я человек сухопутный. Сколько это в километрах в час будет?
— Примерно одиннадцать.
— А быстрее никак?
— Если очень уж спешить…
— Очень спешить!
— …то километров тринадцать-четырнадцать в час. Но двигатель масло жрать начнёт.
— На сколько дней такого хода у нас хватит топлива и масла.
Вадим Григорьевич на пару секунд задумался.
— Недели на три-четыре. На «Анадыре» запас поменьше, но они и под парусом за нами поспеют даже при таком ветре.
— Тогда вперёд! Колесов, свяжись с Дежнёвым: пусть делают, что хотят, но от нас не отставать! Всё уходим! На всех парах! И пусть радар всё время крутится. Связь между судами — только через карманные рации.
— Что-то случилось?
— Случилось. Потом расскажу. А пока мне надо с Иваном Андреевичем покалякать.
Это «потом» растянулось до следующего утра. Полковник с генералом закрылись в кают-компании на несколько часов, после чего разбежались, но оба ходили с таким видом, что расспрашивать их, в чём дело, смельчаков не нашлось. Тем не менее, за ужином Воздвиженский сообщил, что завтра в 8:00 ждёт весь экипаж, кроме штурвального и моториста, на палубе.
Но поскольку проблемы высокого местного начальства ещё не стали нашими проблемами, а мне опять выпала «собачья вахта», мы с Наташей в кои-то веке отправились спать в одно время. Я уже приготовился к отбою, а она, приняв душ, всё торчала в закутке, по недоразумению именуемом «сантехнический блок». В конце концов, я не выдержал и заглянул в полуоткрытую дверь. Моя ненаглядная, стоя вполоборота, разглядывала себя в крошечное настенное зеркало.
— Налюбоваться не можешь? — съехидничал я.
Наталья вздохнула и развернулась на выход.
— Да всё представляю, как я буду выглядеть с огромным животом. Кошмарно, наверное!
— Ты у меня всегда будешь красавицей! Даже с животом! — чмокнул я её в щёчку.
— Ага! — снова вздохнула она. — И будем мы с тобой гулять по тихим улочкам какого-нибудь небольшого городка: я, такая из себя красавица, и ты, чудовище!
Наташа тихонько коснулась пальцами моей заклеенной пластырем раны на лице. На мои попытки сдержать смех она надула губки, и мне пришлось рассказать ей историю, связанную с красавицей и чудовищем.