По мере того как приближался срок, нервозность Кузьмы усилилась. И это его угнетённое состояние начинало преследовать его даже во сне. Снов он не помнил, просто просыпался ночами весь взвинченный и в холодном поту. Из этого следовало, что он видел кошмар и, как ни силился, никак не мог вспомнить его содержания. А утром накатывало беспокойство, и он весь день испытывал дискомфорт.
Когда наступил роковой день, Кузьма в новенькой форме явился в здание суда.
— Кузьма, что с тобой случилось? — интересовались сослуживцы, увидев бледность на его лице.
— Волнуюсь, — отвечал он. — Сегодня первый раз самостоятельно иду на исполнительские действия и боюсь допустить какую-нибудь оплошность.
— Ничего, привыкнешь, — подбадривали его «бывалые» сослуживцы. — Ты сразу настройся и вскоре поймёшь, что ничего в этом страшного нет.
— В полдень наступает срок для купца Халилова, — напоминали другие. — У тебя много времени, чтобы настроиться и побороть в себе волнение…
Кто-то накапал в стакан валериановых капель и дал Кузьме выпить. К назначенному часу он был готов идти хоть к чёрту в ад, но идти пришлось в дом купца Халилова, чтобы именем закона приступить к самостоятельным исполнительным действиям.
* * *
Утром Митрофан Бурматов прямо с вокзала явился в дом Халилова и был немало удивлён, увидев там Азата Мавлюдова. Сделав вид, что не замечает его, он встал перед купцом.
— Прошу прощения за задержку, — сказал Митрофан, внимательно разглядывая лицо Халилова. — Задержали дела, понимаете ли, и я не смог поспеть к назначенному времени.
— Нет, ты пришёл в самый раз, — улыбнулся Сибагат Ибрагимович облегчённо. — Только вот жаль, что не слышал слов господина судебного чиновника, который явился ко мне с раннего утра и…
— Вы имеете в виду эту жалкую личность? — Бурматов с неприязнью взглянул на притихшего у окна Мавлюдова.
— Да, он успел сказать много такого, что мне даже стыдно повторить, — нахмурился Халилов.
— Ничего повторять не надо, уважаемый Сибагат Ибрагимович, я успел многое услышать, задержавшись у порога.
Ничего не понимая, Мавлюдов с исказившимся лицом смотрел то на Бурматова, то на злорадно улыбающегося хозяина дома.
— Ты чего не вякаешь, проходимец? — поинтересовался Митрофан, глядя на него. — Или не рад меня увидеть?
— Я никогда не испытывал радости, видя тебя, — отозвался Азат хриплым от волнения голосом.
— Взаимно, — брезгливо поморщился Бурматов. — После встречи с тобой, даже мимолётной, я зачастую страдаю от несварения желудка.
— Этот обокравший меня лжец и проходимец осмеливается меня шантажировать, — «пожаловался» Сибагат Ибрагимович, расправляя плечи. — Выдвигаемые им обвинения настолько нелепы, что у меня возникли сомнения относительно здравия его рассудка.