Извлекатели прибыли в фургоне с надписью «Маканда». Агропромышленный концерн». Три хмурых гермафродита неопределенного возраста в одинаковых форменных комбинезонах могли бы сойти за бригаду грузчиков. У меня от них мурашки. Я здесь гость, а вот они постоянные обитатели. Я не в состоянии представить, что творится у них в головах и чем они обязаны Хозяину. Сами понимаете, с ними не побеседуешь, что называется, по душам.
Я показал на окна третьего этажа. В одном из них мелькнуло чье-то лицо. Извлекатели принялись расставлять аппаратуру – ширмы, соединенные проводами. Один из них отправился во двор дома. Постепенно образовалась пентаграмма. Когда все было готово, они врубили генератор, установленный в фургоне, и включили стиратель.
В первые мгновения как будто ничего не происходило. Правда, стоя за пределами пентаграммы, я ощущал себя так, словно изнутри отслаивается кожа и образовавшиеся частицы попадают в кровь. Она все медленнее и медленнее течет по жилам… Потом началась дематериализация здания номер тридцать один по Мантойфельштрассе. Крыша распалась на куски и унеслась в сумерки точно стая вспугнутых ворон. Следом, потеряв четкость очертаний, вспучился и стал разваливаться четвертый этаж.
Горгульи с дома напротив ринулись в контратаку на фургон. Я ждал чего-то в этом роде и был готов. Штуковина в моей кобуре – с виду обыкновенный «вальтер полицайпистоле» двадцать девятого года, но заряжен особенными патронами. Кроме того, к нему имеются две запасные обоймы, однако пользоваться ими надо осмотрительно. Хозяин заранее честно предупредил: «Один твой выстрел здесь – одно твое семяизвержение там». Я ему почему-то верю. Так что, расстреливая горгулий, я укоротил свою половую жизнь на пару-тройку ночей. Очень печально, но у меня не было выбора. Да и, честно сказать, в последнее время мои семяизвержения все равно оставались невостребованными.
В общем, почти всех тварей я успел сбить в воздухе. Одна, подраненная, врезалась в фургон и едва не проделала дыру в кузове, но тут на нее набросились извлекатели и добили монтировками. Горгулья издохла и, брошенная на асфальте, начала быстро разлагаться. Вскоре от нее осталось только пятно характерных очертаний.
Пока я занимался стрельбой по движущимся мишеням, четвертый этаж унесся в небытие стайкой нетопырей. Стены третьего уже вспучивались, по ним пробегали волны внезапной зеркальности, плодившие тошнотворные отражения, в том числе и мои собственные. Если верить иллюзии, я представал стороннему взгляду сущим демоном, извергающим из агрессивно торчащего пениса огненные шары, которые разили плывущих в сумерках прекрасных белых лебедей. Что это было – насмешка? Вряд ли. Думаю, даже очень уверенному в себе проводнику к тому моменту стало уже не до смеха.