Адамберг поднял за подбородок его лицо:
– Не засыпай. Я подержу тебе голову. Положи ее на мой кулак. Говори.
– Меня тошнит.
– И стошнит, не волнуйся. Так что ты понял?
– Где?
– Когда оказался в безопасности на Гримсее.
– Что в жизни не смог бы этого сделать. Я вспомнил свою мертвую мать, лежащую в заснеженных скалах, нет, я возненавидел бы себя, если бы убил ее. Но, не разделайся с ней тот мерзавец, это ужасное злодеяние совершил бы я, не прошло бы и нескольких часов. И вот тогда я покончил бы с собой.
– Ты это понял?
– Да. Принесите лошадиного дерьма. И если вам так не терпится предъявить мне обвинение, валяйте, мне плевать. Плевать с высокой колокольни.
– Какое обвинение? У меня нет доказательств.
– Но вы будете их искать?
– Срок давности, Виктор.
– Да поищите их, черт возьми! Чего вы ждете? Ищите! А то Амадей вечно будет думать, что я зарезал его мать!
– А как нам искать, по-твоему? Если ты ничего не рассказываешь об этом типе?
– Я не знаю его! Не знаю, кто он, не знаю, где он!
– Опять врешь. Теперь отвернись, и пусть тебя вырвет. Мы закончили.
Прямо в траву? У стола? Данглар покачал головой. С ним нередко такое случалось, но он всегда был аккуратен.
– Помоги мне, – сказал Адамберг Амадею, хватая Виктора. – Надо поставить его на колени, головой вниз. Ты нажмешь ему на живот, а я постучу по спине.
Через десять минут, когда Амадей набросал вокруг земли, Вейренк и Данглар подняли Виктора, отвели его во флигель и уложили в кровать. Адамберг задумчиво прислонился к стене и застыл в странной позе, подняв руку и вытянув указательный палец.
– Что это вы? – спросил Данглар.
– Что?
– Палец?
– А, палец? Это муха. Она упала на дно стакана с портвейном. Я ее выудил.
– Хорошо, но сейчас чем вы заняты?
– Ничем, Данглар. Жду, когда она высохнет.
Вейренк снял с Виктора ботинки и с грохотом бросил их на пол.
– Тебе незачем тут оставаться, – сказал Адамберг Амадею, услужливо севшему возле брата на кровать. – Он проспит до утра беспробудным сном. Это просто такой блицзапой. Он упал в бутылку портвейна, и теперь ему надо высохнуть, вот и все.
– Высохнуть?
– Вот-вот, – сказал Адамберг, наблюдая, как муха трет друг о друга липкие крылья. – Завтра во второй половине дня он придет в себя.
Теперь муха потирала передние лапки. Она попробовала продвинуться на сантиметр по ногтю Адамберга, снова встряхнулась и взлетела.
– Человек не такой прыткий, – сказал он.