– Мсье! – кричу я, подходя ближе. – Я полковник французской армии, а этот человек преследует меня. Прошу вас арестовать нас обоих и препроводить к вашему начальству, чтобы я мог подать официальную жалобу.
Полицейский двигается с отрадной ловкостью.
– Вы имеете в виду этого господина, полковник? – Он берет под локоть запыхавшегося агента.
Рыжебородый тяжело дышит:
– Отпусти… меня… идиот!
Второй агент – этот одет под коммивояжера, в руке дешевый портфель, – видя, чтó происходит, разоблачает себя, перебегает улицу и начинает защищать напарника. Он тоже вспотел, тоже злится, тоже отпускает оскорбительное замечание по поводу умственных способностей полицейского в форме, и тут страж порядка выходит из себя. Через минуту они оба оказываются задержанными.
Десять минут спустя я оставляю мое имя и адрес дежурному сержанту в комиссариате и ухожу без сопровождения.
Улица Гренель близко – за углом. Дом номер 11 являет собой внушительное старинное сооружение. Я оглядываюсь, не следит ли кто за мной, потом звоню. Дверь открывается почти сразу, горничная впускает меня. За ней в коридоре ждет взволнованный Луи.
– За тобой следили? – Он смотрит мне за спину.
– Удалось оторваться.
Я отдаю горничной зонт и шляпу. Из-за притворенной двери доносится гул мужских голосов.
Луи помогает мне снять пальто.
– Ты уверен, что хочешь сделать это?
– Где они? Там?
Я сам открываю дверь. Шесть мужчин средних лет в визитках стоят вокруг горящего камина, переговариваются, потом, повернувшись, смотрят на меня: я вспоминаю групповой портрет Фантена-Латура «Дань памяти Делакруа»[57].
– Господа, это полковник Пикар, – говорит Луи.
На секунду комната погружается в тишину, а потом один из группы – лысый, с густыми обвислыми усами – я узнаю в нем Жоржа Клемансо, левого политика и издателя радикальной газеты «Орор», – начинает хлопать в ладоши, к нему присоединяются все остальные. Луи подталкивает меня в комнату, и в это время еще один человек из группы, щегольски одетый и привлекательный, громко говорит:
– Браво, Пикар!
Я узнаю и его по фотографиям группы наблюдения, проходившим через мой стол, – Матье Дрейфус. Я пожимаю всем по очереди руки, и обнаруживается, что так или иначе знаю этих людей – внешне или по их деятельности: издатель Жорж Шарпантье, в чьем доме мы и находимся, человек с густой бородой – сенатор от департамента Сена, Артур Ранк – старейший из мужчин в комнате, Жозеф Рейнах – еврей, член палаты депутатов, политик левого крыла, и, конечно, невысокая толстая фигура, последний человек, которому меня представляют, – Эмиль Золя.