– Судьи ушли на совещание. – Он возвращает телефон лакею в белых перчатках.
Я выхожу на террасу, чтобы побыть в одиночестве, но ко мне присоединяются несколько других гостей. Де Бловиц, чье сферическое тело и округлое красное лицо напоминают диккенсовского персонажа – может быть, мистера Бамбла или Пиквика, – спрашивает меня, не помню ли я, сколько времени ушло у судей на вынесение первого приговора.
– Полчаса.
– А по вашему мнению, мсье, можно ли сказать, что чем дольше они заседают, тем выше надежды на благоприятный исход для обвиняемого? Или наоборот?
– Нет, я не знаю ответа на этот вопрос. Извините.
Следующие минуты – настоящая пытка. Колокола церкви по соседству отбивают половину четвертого, потом четыре часа. Мы прогуливаемся по крохотному газону.
– Похоже, они тщательно взвешивают все свидетельства, – говорит Золя, – а если это так, то они неизбежно должны прийти к тому, что отстаивает наша сторона. Это добрый знак.
– Нет, – произносит Жорж Клемансо, – людей склоняют к тому, чтобы они изменили свое мнение, а это не в пользу Дрейфуса.
Я возвращаюсь в гостиную, встаю у окна. На улице собирается толпа. Кто-то кричит – спрашивает, есть ли какие-нибудь новости. Я качаю головой. Без четверти пять лакей подает знак Менару, который подходит к телефону.
Менар слушает, потом сообщает:
– Судьи возвращаются в зал заседаний.
Таким образом, их обсуждение затянулось на полтора часа. Много это или мало? Хорошо или плохо? Я не знаю.
Проходит пять минут. Десять. Кто-то шутит, чтобы рассеять напряжение, люди смеются. Вдруг Менар поднимает руку, призывая всех к тишине. Что-то происходит на другом конце провода. Он хмурится. Медленно, сокрушенно его рука опускается.
– Виновен, – тихо произносит он, – пятью голосами против двух. Приговор смягчен до десяти лет заключения.
Немногим более недели спустя ближе к вечеру ко мне приходит Матье Дрейфус. Я с удивлением вижу его у себя на пороге. Никогда прежде не заходил он в мою квартиру. Впервые я его вижу каким-то мрачным и помятым, даже цветочек в его петлице завял. Он садится на край моего маленького дивана, нервно крутит в руках котелок. Кивает на мой секретер, на котором кипа исписанных листов, стоит включенная настольная лампа.
– Вижу, помешал вам. Извините.
– Ерунда – решил приступить к мемуарам, пока все свежо в памяти. Не для издания… по крайней мере, не при моей жизни. Хотите выпить?
– Нет, спасибо. Я ненадолго. Еду вечерним поездом в Ренн.
– Вот как. Как он?
– Откровенно говоря, Пикар, я боюсь, что он готовится к смерти.
– Да ладно вам, Дрейфус! – говорю я, садясь напротив. – Если ваш брат выжил четыре года на Чертовом острове, то выдержит и еще несколько месяцев в тюрьме! Уверен, что дольше это не продлится. Правительству придется выпустить его к Всемирной выставке, иначе все страны объявят нам бойкот. Они никак не могут позволить ему умереть в тюрьме.