— Просыпайся, брат Земульт, настала пора, — мягко потрепал он монаха своей огромной ладонью.
— Да, брат Виллегер, уже встаю, — мгновенно сбросил сонное оцепенение монах и поднялся на ноги.
И тут же они споро пошагали в сторону опушки, сминая сапогами высокую траву. Полы их мешковатых одеяний из грубого сукна быстро промокли, однако монахи не обращали ни малейшего внимания на неудобства.
— Смотри внимательно, защитник Веры, Незримый одаряет своих верных рабов множеством способностей, дабы могли мы противостоять порождениям тьмы, детям ночи и зла. Ответь мне, что я должен сделать сперва?
— Произнести гимны Великой Матери, покровительницы всего живого, что только рождается в этом мире.
— Правильно, ты должен испросить ее благословения, чтобы всякий зверь, всякая птица стали помогать тебе. Потом представь того, кто тебе нужен, и призови его, вот так… — договорив Виллегер оборотился в сторону леса и часто заухал словно филин.
Вскоре из чащобы послышалось ответное ухание хищной птицы. Спустя немного времени, на крепкую перчатку из толстенной кожи, явившись внезапно, подобно призраку, спланировала круглоголовая серая птица. Она любопытно вертела головой в разные стороны, оглядывая монахов. В это время Виллегер зашептал свои таинственные молитвы, отчего самый воздух вокруг словно бы зазвенел. Между птицей и монахом протянулся тоненький, искрящийся мостик, тут, внезапно, филин расправил крылья и, громко ухнув, растворился в сумерках.
Земульт, звавшийся в миру Яруном, подступил к своему товарищу, который застыл как истукан, закатив глаза. Однако помощь не понадобилась, с первыми рассветными лучами Виллегер вернулся обратно.
— Ох и прыткие эти ребята, — утратив возвышенную торжественность речи, поведал монах, — свистнули статую Жнеца и растворились в лесах. Ни следа, ни намека. Словно бы сам Проклятый их ведет и оберегает.
— Значит, Сеерхалле существует?
— Существовало, скорее. Раз я сумел его разглядеть, значит Фавнир мертв, пелена спала, а колдовство рассеялось, и навряд ли Жнец допустил это просто так, не разменяв своего адепта на нечто большее.
— Дела, — вздохнув, пригладил Ярун свою огненно-рыжую бороду, — и что же мы теперь будем делать?
— Седлать лошадей и мчаться в Сураву, цель этих парней — Старгород, отправятся они по реке, иначе статую им не уволочь, и перехватить мы их сможем именно там, если поторопимся, — прытко зашагал Виллегер в сторону их ночной стоянки, добавив озабоченно уже на ходу — и не приведи нам Незримый не успеть это сделать.
Затянутый в плотную стеганку темного сукна воин наблюдал за лениво бегущими водами Сирта. Мучительно борясь с одолевавшей его зевотой и поминутно чертыхаясь, ратник ожидал смены, но время тянулось словно густая, вязкая смола. Солнечные лучи уже изрядно нагрели железо широкополой шапели, отчего голова под крепким кожаным капюшоном нещадно прела, заставляя воина поминать недобрым словом весь мир: от требовательного и охочего до зуботычин десятника до старгородского виконта Стерра, который стойко держал оборону в Сураве и из-за которого приходилось торчать на этом несносном посту. Однако появившаяся на горизонте лодка мгновенна сбила с бедолаги всю сонливость, и он приложил руку к козырьку, вглядываясь вдаль на сверкающие отблески волн могучей реки.