В тот день ему исполнилось двадцать девять.
— Ой, да у тебя праздник, — стоящая сзади женщина почти положила подбородок на евстигнеевское острое плечико. Она жарко дышала клубничной жвачкой, и дыхание ее казалось отвратительно липким. — Надо же! У меня тоже.
— Может быть, — Евстигнеев отодвинулся.
— Положено отметить.
Евстигнеев скрипнул зубами от раздражения, но промолчал. Женщина не унималась.
— Тут в кафетерии можно по талонам взять пива. У меня накопилось жетонов на пару кружек.
Если бы Евстигнеев в то утро позавтракал, если бы поужинал днем раньше… Да что там! Если бы не два предыдущих дня на чае без чая и сахара, он бы вышел из очереди и побежал бы прочь и от клубничного дыхания, и от приторной смеси дезодоранта и подмышек, и от несвежих волос… Но он был смертельно голоден.
Евстигнеев не любил женщин. Не в том смысле, что женщинам он предпочитал мужчин. А в том, что если мужчины его кое-как устраивали в качестве объектов коммуникации, то женщины воспринимались как существа нерациональные, нелогичные и вообще неприятные. Не чувствуя ни эмоциональной, ни физиологической потребности в женщинах, Евстигнеев старался держаться от них как можно дальше. Дальше! Еще дальше! Но не тогда, когда вопрос его, Евстигнеева, выживания можно было решить за их счет.
Задыхаясь и едва сдерживаясь, чтобы не зажать нос пальцами, Евстигнеев кивнул.
— Согласен. Пойдемте.
— Софи Зайковская-Смит, — она втиснула пухлое запястье под локоть Евстигнеева и поволокла куда-то в сторону.
— Евстигнеев. Сергей… — он послушно поволокся вслед.
Софи безостановочно болтала и макала толстые губы в пену. Евстигнеев жевал гамбургер и размышлял о возможности использования маутнеровских нейронов рыб для испытания паукообразных с целью поиска новых нейротоксинов. Он так увлёкся, что довольно поздно сообразил, что его спутница уже с полминуты молчит… как рыба.
Евстигнеев поежился. Очевидно, был задан вопрос, на который требовалось немедленно ответить. Он побаивался женских вопросов. Все женщины, что он встречал на жизненном пути, отличались бесцеремонностью и обожали выяснять детали евстигнеевского быта. Поэтому Евстигнеев не без опаски переспросил:
— Что? Не расслышал…
— Профессия у тебя какая?
Поскольку вопрос прозвучал за столиком кафе при бирже труда, а задавала его такая же, как сам Евстигнеев, безработная, он посчитал возможным ответить.
— Биотехнолог. Специализация — арахноконструкции, а если подробнее, то…
— Ого! — перебила Софи и округлила глаза. Потом ткнулась лицом в кружку и с полсекунды громко втягивала в себя пиво. — Так, выходит, что мы с тобой идеальный марьяж. Я — кэп, ты — техник.