Надежда Дурова. Русская амазонка (Бегунова) - страница 96
Ф. В. Булгарин. Гравюра XIX в.
«Офицеры одного полка – одна семья… – пишет он. – Я уже сказывал, что между офицерами все было общее… Честь, дух, время, труды, деньги, развлечения, неприятности, опасности». Булгарин приводит пример проявления такой общности. Весной 1807 года, при походе Уланского Цесаревича полка из Петербурга в Восточную Пруссию, майору Притвицу, раненному в голову в битве при Аустерлице, стало плохо. Рана привела к внезапному умопомешательству, и уланы оставили бедного майора в Риге на руках у жены, не имевшей иных средств к существованию, кроме его офицерского жалованья. При этом свои деньги («порционы» за три месяца похода, всего около 7 тысяч рублей) офицеры отдали несчастному сослуживцу и далее питались из солдатского котла.
Каждый полк легкой кавалерии представлял собой нечто вроде замкнутой военной общины. Ее скрепляла не только армейская дисциплина, но и общность симпатий и интересов, порой вовсе не материальных. Такое полковое сообщество, как писал военный историк В. В. Крестовский, являлось само по себе «чем-то вроде самостоятельного, живого, одухотворенного организма, представляющего собой как бы отдельное собирательное лицо…». В силу этих обстоятельств человек, надевая полковой мундир, невольно начинал чувствовать себя существом иным, несколько отрешенным от всего остального мира.
Вполне возможно, что тайна корнета Александрова была признана тайной всех офицеров-мариупольцев, тайной их замкнутой военной общины, и они даже гордились тем, что государь, своею волею поместив царскую крестницу именно в их полк, оказал им таким образом особое доверие, особую честь. Поведение на службе и в быту женщины-офицера, по-видимому, также не вызывало у них никаких нареканий. Однако какое-то внезапное событие, полностью изменившее ситуацию, заставило Надежду Андреевну перейти из гусар в уланы, хотя делать это ей очень не хотелось: «С прискорбием рассталась я с моими достойными товарищами! с сожалением скинула блестящий мундир свой и печально надела синий колет с малиновыми отворотами!»
Судя по всему, в книге она не могла раскрыть истинную причину этого перехода и должна была дать читателям любое другое, но достаточно убедительное объяснение. Дурова выбрала простой, по-житейски весомый аргумент: проблемы с финансами – и ввела его в повествование исподволь:
«Не знаю, что мне делать! Деньги исчезают, как дым, и куда, не понимаю. Я не играю в карты, не пью вина, ничего не покупаю; но как только обращу ассигнации в серебро, то эти ЗЛОТЫЕ, ГРОШИ, ДВУДЕСТУВКИ рассыплются, как прах… Мне стыдно было сказать, что гусарский мундир был слишком дорог для меня по неумению распоряжаться деньгами».