Тогда же послышались крики, ругань в толпе, и на пристани появилась вся ватага Воислава, по крайней мере, большая её часть.
Молодцову было некогда рассматривать, что происходило за бортом (помощь пришла – и слава богу!), он вылил ведро на огонь, бросил сверху ветошь и принялся старательно затаптывать оставшиеся языки пламени, не обращая внимание на укусы жара сквозь подошву. Носовая надстройка успела порядком обуглиться, но выдерживала «пляску» Данилы. Одно жалко: один сапог потерялся, второй испортился в ноль.
– Подвинься, братко, – Ломята возник совсем рядом.
Данила спрыгнул с бака, обережник плеснул ведро речной воды на горячее дерево, обратно хлынул поток пара – баня, блин. Откашливаясь, Молодцов отошёл на середину ладьи, увидел, что Шибрида, Вуефаст и Воислав остались на причале. Выясняли что-то с гриднем, тем самым, с которым Данила и схлестнулся. Диалог вёлся в вежливых тонах, но обстановка всё больше накалялась. Обе стороны явно стояли на своём и уступать не собирались. Только за гриднями стоял целый город Смоленск и его могучий посадник Асбьёрн со своей дружиной. А на стороне обережников кто?
Вниз со склона, на махонькой лошадке, больше похожей на крупного ослика, примчался староста подворья Словенской торговой сотни в Смоленске. Его дорогое одеяние должно было внушать уважение, но намокшая от пота голова и раскрасневшееся лицо не вязались с солидностью образа. За ним, пешком, еле успевала его пристяжь. А буквально следом на пристань явился сам смоленский сотник – в броне, дорогом золочёном шлеме и с эскортом из десяти гридней. Чем-то он походил на Воислава, если бы не рыжая, аккуратно разделённая на три косицы борода.
Взору его предстала картина, способная вывести из себя любое должностное лицо: две ладьи, с которых поднимался дым, четверо воев, пребывающих в разной степени невредимости, большая ватага обережников, явно знающих, с какой стороны за меч браться и в случае чего готовых сражаться, и трое гридней, которые не смогли предотвратить происшествие или, возможно, ему потворствовали.
– Что здесь произошло? – задал логичный вопрос сотник.
А действительно: что? Даниле было бы очень интересно узнать, как развивались события до его с Клеком прибытия. Рассказать об этом могли только Уж и Мал, которым сейчас оказывали помощь соратники.
– Мои люди могут об этом рассказать, но их ранили тати, на твоей земле, где ты должен нас защищать, – сказал старшина.
– Кто здесь тать, а кто нет – решаю я! – отрезал сотник.
– Батька, позволь, я могу рассказать, как всё было, – попросил Уж, ему перевязали голову, полосы льна справа окрасились красным. – Мы вместе с приказчиками и челядью спали на лодке. Эти четверо крикнули нам, что, мол, беда, нурманы нападают. Мы с Малом спрыгнули вниз, тут-то они на нас накинулись и побили. Я тем, кто в ладье остался, крикнул, чтобы убегали, батьке нашему всё рассказали. А эти, – кивок на посечённых воев, – ещё раз по голове треснули. Но я всё равно увидел, как они костры на носах стали разжигать. Хотели, наверно, когда ладьи разгорятся и все их тушить кинутся, наши меха к себе прибрать, – Уж погрозил нападавшим кулаком, несмотря на слабость, мысль о задумке татей привела его в возмущение. – Огонь вспыхнул, народ стал собираться. И гридни пришли, только татям мешать не стали, а стояли и смотрели, как добро наше горит.