Вокруг нарастал гул. Невозможно было разобрать голоса или слова, лица мелькали и смешивались в одну массу, преследовали их. Их защищала городская стража, оцепившая Лианну кольцом. Горвей возглавлял процессию. Кай не выдержал. Он подошёл к барону и крикнул, стараясь заглушить шум:
– Что вы делаете?! Не нужно, Горвей!
Барон весь встрепенулся от подобной наглости.
– Это не твоё дело, паж.
– Вы что, не видите?! Ей страшно! – Кай был в отчаянии и задыхался от злобы. Неужели Горвей настолько слеп?! Или он и правда не любит свою дочь?
Барон мельком взглянул на Лианну. Она шла быстрым шагом, обхватив себя руками, и глядела в землю. Она выглядела как человек, мечтающий исчезнуть, раствориться, чтобы его никто не видел. Ей было жутко поднять взгляд. Горвей на секунду замедлил шаг, и Кай был готов с облегчением вздохнуть, но барон только зло взглянул на пажа.
– Пусть привыкает. Это только начало нашего путешествия.
И, не произнеся больше ни слова, он двинулся дальше, рассекая толпу. А Кай, не в силах остановить этого безумия, обнял Лианну за плечи, пытаясь спрятать от сотен любопытных глаз. Он чувствовал, как девушка дрожит.
Они добрались до широкой, светлой площади. Здесь, как и во всех городах, возвышался Божий храм. Люди высыпали из окрестных домов и улиц, заполонили собой всё. Горвей, Лианна и Кай, окружённые стражей, едва протиснулись к каменной кафедре перед храмом, откуда читались проповеди. В шуме терялись слова, звуки сливались с тысячами голосов и криков, Кай с трудом мог слышать собственные мысли. Он только чувствовал, как вздрагивает и словно упирается Лия, видел, с каким ужасом она смотрит на кафедру, куда вталкивала их беснующаяся толпа. Горвей, поднявшись по ступенькам, рывком подтянул к себе дочь, и та, пошатнувшись, едва не упала. Барон как-то яростно, зло поставил девушку рядом с собой, сжимая её запястье. Кай пытался подняться к ним, но стражники загородили собой проход, больше никого не пропуская. Юноша с отчаянием глядел на Лианну, чьи глаза, наполненные ужасом, осматривали толпу. Она едва держалась на ногах, готовая в любую секунду упасть, но отец не поддерживал её, лишь до боли сжимал её руку, как будто дочь могла броситься прочь. Жестокое, холодное выражение застыло на его лице.
Толпа зашевелилась и загудела. Их дверей храма показался служитель. Как и Охавор, он был облачён в белоснежные одежды, которые ещё больше оттеняли его тёмное, загорелое лицо. Старец быстрыми, напряжёнными шагами направился к Горвею. Как Кай ни старался, за гомоном толпы он не мог расслышать ничего. Служитель быстро, взволнованно говорил с бароном, то и дело бросая недоверчивый и вместе с тем испуганный взгляд на Лию. А Горвей отвечал очень спокойно, горделиво держа голову. И тут все смолкли. Кай удивлённо взглянул на толпу, люди замерли, широко раскрыв глаза, всё своё внимание устремив на кафедру. Служитель Храма, на чьём вспотевшем лице горели восторг и испуг одновременно, обратился к людям. В повисшей тишине Кай хорошо слышал его слова.