И всё это она сделает, только бы её оставили в покое.
Поняв, что означает остекленевший, прикованный к горизонту взгляд дочери, барон молча удалился.
«Это очень плохая идея» – подумал он опять.
– Это верное решение, мой господин, – вспомнил Горвей слова Арахта. Маг явился в его покои, и своим предложением заставил Горвея метаться из угла в угол, словно безумному.
– А если кто-нибудь узнает о том, кто она? Что тогда? Здесь мы можем её защитить. Почему нельзя отправиться в Божий Храм перед самым её совершеннолетием?
– Потому что она тает, хозяин.
– О чём ты? – вдруг весь похолодел Горвей. Он не замечал в дочери никаких признаков болезни. Но вдруг она больна?
– Лианне одиноко. Всю жизнь она провела здесь, взаперти, вдалеке от людей. Она не видела мира, но в книгах родилось её желание увидеть свет. Она не доживёт до восемнадцати лет, если ты не дашь ей увидеть её мир.
– Она увидит мир таким, каким его не видим даже мы! – возразил раздражённо барон. – С вышины неба она станет взирать на землю, оттуда она изучит каждый краешек земли, каждый камень. На это у неё будет пятьсот лет, неужели ты не можешь объяснить ей этого?
– Она всё понимает, господин. И она не просит свободы. Но я клянусь тебе, если ты продолжишь держать её в клетке – можешь проститься со своей мечтой, быть отцом Бога Войны.
Барон молча остановился, глядя куда-то в сторону. Сердце неприятно стучало по рёбрам, отбивая беспокойство и недовольство. Арахт осторожно добавил:
– Она потеряет рассудок, если ты не вмешаешься.
Тогда Горвей взглянул на него с недоверием и злостью. Потеряет рассудок? О чём говорит этот ветхий, выживший из ума стрик? Он дал дочери то детство, которого не было и у него! Он никогда не избивал её и не унижал, она жила в достатке, окружённая слугами и учителями. И главное, у неё был отец, которым она могла гордиться и которого не ненавидела! Или всё же ненавидела?..
Он очень часто задавался себе этим болезненным, таким важным вопросом. Что если, дочь всё же ненавидит его? Но каждый раз этот вопрос разбивался об восстающую в сознанию стену – «она лишь инструмент к моей цели, остальное не имеет значения».
Да, ничто не имело значения, кроме золочёной короны, которая с каждым днём виделась ему всё яснее. Старый король умирал. Горвей поразился тому, как совпадал этот срок со временем восхождения Лианны. Не иначе как сама судьба подсказывала ему, что вот он, шанс!
Но если Лия потеряет рассудок…
Прозрачный, ничего не выражающий взгляд, полное беспристрастие и безразличие дочери даже не встревожили, а напугали Горвея! Она и правда, как говорил Арахт, выглядела так, будто её разум начинал таять. И он надеялся, что ещё не поздно. Она почти не разговаривала, реагировала на всё вяло или вообще не реагировала, слушала со скукой, мало ела. Только после разговора с ней барон припомнил всё это. Неужели, он всё же был точно таким же, как его собственный отец?..