Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. (Гончаров) - страница 38

— Хреновая история, но причём тут твоя Танька? — не понял я.

— Ты слушай дальше! — Борис снова закурил.

Он неловко сжимал картонный мундштук папиросы дрожащими пальцами.

— Два дня назад это было. Вышел с работы, иду по улице — солнышко светит — красота! Купил себе пива в палатке, закурил, иду, кайфую. Зашёл по пути в магазин, оплатили интернет, купил продуктов домой. Ты прикинь, я прихожу домой, а там — полураздетый пацан сидит, пиво с моей Таней пьёт! Везде бутылки пустые валяются — видно, давно уже они зажигают. А вот мне совсем не весело — этот пацан, Вилли-Красавчик — родственник того Крапа, он при наезде на «лабаз» в одном из двух джипов был, вроде как за старшего! Славиться на районе этот ублюдок тем, что не одну бабу «распаковал», мол, перед ним устоять ни одна не может! Его как-то уже за это били — но несладко пришлось потом его обидчикам: одного из них нашли, замурованного в шахте теплотрассы, избитого и изъеденного крысами. И умер он не от голода, нет, и не от травм — его крысы заживо сожрали! В общем, увидел я эту весёлую парочку, ну и говорю, что мол, бухаете без меня? Без агрессии, с юмором решил подойти к проблеме, прощупать её истоки, так сказать. С Танькой понятно — всё кончено, она шмарой оказалась, — а вот с этим «Краповским родственничком» надо было расставаться как-то по-мирному. А этот кабан, нажрался уже — рожа красная — знает, гад, что вспомнил я его, и давай быка на меня спускать, высмеивает, мол, рога тебе в пору — только вот справа их меньше, чем слева! Иди мол, покури на улице с часик, я тебе ещё один рог добавлю для симметрии! Вспомнил он и про моих корешей, одному из которых переломали ноги, а второго посадили на нож. И перед Танькой давай меня в грязь втаптывать — а она смеётся, хохочет надомною — аж задыхается от смеха: то ли обкурились они, то ли обдолбались чем, в довесок к выпитому пиву! У меня же пар из ушей идёт, сдерживаюсь из последних сил — эта гнида мало того, что мою бабу трахнула, так ещё и надо мною потешается! Тут на меня что-то нашло; помню, словно в тумане всё было: схватил железную ложку для сапог, — вытянутая такая, мне от бабушки ещё досталась, увесистая штука, раритетная вещь, — и я его этой ложкой, как дубиной, хуячил минут десять. Танька орёт, мол, убил — я и ей этой самой ложкой по хребтине пару раз переебал. Из-за неё всё, из-за суки, знала же, кого в дом впустила! Эту падаль, «Казанову» хренова!

Борис отвернулся к окну, и продолжил:

— Тут как раз наша поездка подвернулась, я решил переночевать у друга и поехать в свой «последний выход» — ехать мне больше не куда, теперь меня везде найдут! Вначале я думал, что мне лучше занять денег, и слиться за бугор — но Крап — человек со связями, у него везде повязки, мне просто не дадут добраться до вокзала или аэропорта! И тогда участь быть заживо съеденным крысами для меня станет мечтой, по сравнению с тем, что они со мной сделают! Как назло, все свои трофеи я сплавил: месяц назад — продал одному коллекционеру всё оптом, по хорошей цене. Радовался ещё тогда: «избавился от барахла, и денег нажил!» Я и решил, поездку «в поле» не откладывать — может, взрывчатку найду, или «винт», да любой огнестрел подошёл бы! Не с обувной же ложкой против него идти! Убить-то меня всё равно убьют — да вот только ответит этот Крап за пацанов, за наш сожжённый магазин, и за своего блудливого беспредельщика Вилли! А потом — пусть убивают, если смогут — в любом случае, от пули умереть — это по-пацански: так умирали настоящие мужчины, воины, это почётная смерть! Вот я и решил крутануть рулетку судьбы, «за так» свою жизнь что-то не хочется отдавать. Вот видишь, Симак, а ты говоришь лес «живой»! Срать мне на этот лес, при таком поганом раскладе!