Впервые создав машину, которая смогла разорвать магнитный поток, (это было ещё в Германии, в моей собственной, небольшой лаборатории), — я погрузил в неё крысу, и после изменения магнитного поля, эта крыса проявила необычайную агрессию. Более того, грызуна оказалось не просто усыпить — никакие яды, которые я давал крысе вместе с едой, не могли убить её! Я обрадовался тому, что достиг успеха в своих экспериментах, и хотел было опубликовать свою работу, как тут в моей жизни появилось это слово, страшное, и ранее мне неведомое… «Аненербе». Им было нужно, чтобы я сделал для Рейха не убиваемого солдата. Я отказался — потому, что для этого мне пришлось бы проводить эксперименты на людях. Но, им было плевать на меня — им были нужны не убиваемые солдаты… и они заставили меня, их создать.
Вначале я работал над этим в Германии, меня перевели в настоящую лабораторию — я не знаю, где она находилась: меня везли туда в машине, с закрашенными окнами. Я находился в этой лаборатории два года, без возможности увидеть солнечный свет… потом меня привезли сюда. Сюда же привезли все мои наработки по машине, которую мои руководители назвали «Х-1». Моим заместителем, — следовательно, вторым по важности, после меня, человеком на объекте, — стал знакомый мне по прошлой, гражданской жизни профессор Moritz Köhler. Именно он передал в гестапо полученные результаты моего эксперимента с крысой. Из гестапо эти данные попали в аненербе. Мориц Кёлер… про этого человека можно написать целую книгу, озаглавив её «Ложь и предательство». Моя теория свела профессора Кёлера с ума. Зависть и лесть позволили ему организовать работы по собственному проекту, который получил индекс «Х-2». За основу он взял мою работу по проекту, и посвятил себя созданию более мощной, более сильной машины. Мне удалось завершить все работы раньше срока — ведь у меня было всё, что я только попрошу! Не было лишь одного — свободы! Только тогда я понял, что именно происходит в индукционной камере, в тот момент, когда разрывается магнитное поле. Но было уже поздно. Война вносила свои коррективы, и время, отведённое нам на работу по проекту, неизбежно сжималось. Накануне эксперимента, мы долго спорили с профессором Кёлером. Я настаивал на тестировании его машины, но он не желал меня слушать — гордость и зависть затмила его некогда светлый разум. Эксперимент обеих машин проводили в один день. Вместе с моим другом Штефаном Ланге, который одновременно являлся профессором, старшим научным сотрудником, контролирующим охрану объекта; а так же, — как я понял позже, уполномоченным членом аненербе, — мы повернули наши ключи. Именно так можно было запустить обе установки, и точно также мы могли их отключить. В тот день Штефан признался мне, что он курирует мою работу, и работу Кёлера, как впрочем, работу всей лаборатории в целом. Он рассказал о том, что появилась угроза захвата объекта Русскими солдатами — и тогда, все наши достижения могут обернуться против народа Великой Германии. Чтобы избежать этого, он втайне от меня отдал приказ: вмонтировать в сеть пуска установок систему самоликвидации, которая привела бы к подрыву атомного реактора. Ключи не простые — они уникальные — внутри содержится микрокассета, с записью электромагнитных алгоритмов. Если повредить ключ — то он будет бесполезен; при попытке разобрать замок, система блокируется. По теории, взрыв реактора может привести к неконтролируемой цепной реакции деления атомного ядра, которое в свою очередь может привести к катастрофическим последствиям, масштабы которых даже трудно представить!