Пинком приведя в чувство «языка», Наум присел и ласково сказал:
– Ну, здравствуй, друг ситный. Говорить будешь? Кивни! Не хочешь? А я тут плоскогубцы нашел… Ржавые, правда, но зажать, как следует, сосок смогут. Приступать? – Эйтингон рванул рубашку на пленном и сжал пассатижами розовый пупырышек.
Громила замычал и задергался. Потом что-то щелкнуло у него в мозгу, и он истово закивал.
Наум отложил свой инструмент и легонько сжал пальцами кадык у «языка».
– Сейчас я отлеплю пластырь, и мы с тобой поговорим. Но прежде чем я это сделаю… В общем, китайцы преподали мне один урок – как пальцами вырывать гортань. Я этот урок выучил на «отлично», поэтому, если ты вздумаешь орать и звать на помощь, то у тебя этот номер не пройдет – станет нечем орать. Дошло?
Сорвав пластырь, Эйтингон спросил:
– Как звать?
– Михаил… – просипел громила. – Порошенко.
– Там, откуда ты вышел, кабинет?
– Так точно.
– Судоплатов на допросе?
– Так точно.
– Кроме него и… хм… следователя, там больше никого нет?
– Никого.
Уловив движение глаз, Наум посильнее сжал горло.
– А если подумать? – промурлыкал он.
– Т-там… Степан. Фамилии не знаю. Говорят, из немцев. Всюду ходит за Абакумовым. Очень хорошо стреляет и пользуется ножом.
– Я смотрю, там слева пара дверных проемов заштукатурена. Кабинет расширили? Или что?
– Расширили.
– А справа что за дверь?
– Там комната отдыха.
– Она соединяется с кабинетом?
– Так точно.
– Сколько охраны внизу?
– Трое.
Эйтингон отстранился, убирая руку с гортани Порошенко, и вдруг резко ударил костяшками пальцев, ломая тому и горло, и позвонки.
– Работаем. Микола, накинь на себя пиджак Крупского или этого – постоишь у двери. Никого не впускать и не выпускать.
– А як же!
Жестами распределив роли, Наум доверил вскрытие дверей Трошкину – классный взломщик вышел бы из этого блюстителя закона.
Бесшумно пройдя в комнату отдыха, Эйтингон приблизился к внутренней двери. Коснулся ее – не заперто. Присев, он глянул в замочную скважину.
Ага! Судоплатов сидел перед большим столом, за которым развалился Абакумов.
– …Я не буду клясться и божиться, что ни в чем не повинен, – скучным голосом говорил Павел, – вам это не интересно. Лучше скажите мне, есть ли у вас хоть какие-то доказательства моей вины в тех преступлениях, которые вы на меня вешаете? Что, есть улики? Или нашлись свидетели? Нет же, верно? Тогда зачем весь этот балаган? Подломить меня решили? Не получится. Вы даже не представляете себе, какой у меня опыт по этой части! Бить будете? Так я же не стану это терпеть, сдачи дам! Убьете? Так хоть помру мужиком. Чего вы добиваетесь, Виктор Семенович?