За окном промелькнули какие-то серые крыши, и снова начался лес. А дорога становилась все хуже и хуже. Меня мутило и укачивало, но я не просила остановиться — хотелось скорее отмучиться.
Пока мы ехали по шоссе, я сидела на переднем сиденье, изучая карту; позднее, когда машина свернула на проселок и углубилась в поля, я перебралась назад, где то дремала, то смотрела в окно, то страдала от тряски.
До Утишья мы добрались уже на закате. Машину последний раз тряхнуло на ухабе, и я окончательно проснулась.
— Наконец-то, — вытирая лоб, сказала мама. — Боже мой, какая тяжелая дорога!
Еще не отойдя от дремы, я выбралась наружу, и передо мной распростерся сельский пейзаж — пыльная грунтовка в огромных колдобинах у обочин, пижма и лебеда в половину человеческого роста, повсюду бесконечные огороды с сочной изумрудной капустой и цветущей картофельной ботвой, среди них — большие серые избы, окруженные лабиринтами всяких пристроек и сараев, за огородами — поля, и со всех сторон черной бахромой вдоль горизонта — лес.
Папа вылез из-за руля и принялся разминать спину. Мама глубоко вздохнула:
— А воздух-то какой чистый!
— А по-моему, тут чем-то пованивает, — пробормотала я.
— Где же наши родственнички? — поинтересовался папа, заглядывая через дощатый забор в ближайший двор. — Почему не встречают?
— Нина! Тетя Маша! — закричала мама, приоткрыв калитку. — Свои приехали!
Не прошло и полминуты, как во дворе раздались приветственные возгласы, и мы оказались в объятиях родственниц. С тетей Ниной я была знакома и раньше, с тех пор, когда она приезжала в Питер от чего-то лечиться и жила у нас, а с двоюродной бабкой познакомилась впервые — бабка, тоже Маша, оказалась мелкой, жилистой, с цепким взглядом, в белой косынке, повязанной на манер первых комсомолок. Выразив ритуальный восторг от встречи с мамой и папой, родственницы принялись вертеть во все стороны меня, критически высказываясь насчет моего чахоточного внешнего вида и обещая превратить за ближайший месяц в жирного, пышущего здоровьем розового поросенка.
— А где ваша Машенька? — спросила мама.
— Да носится где-то с утра, шалава, — едко сказала бабка. — Ничего, небось скоро явится. Как узнает, что городские приехали, так и прискачет поглядеть.
Улучив момент, я отошла от женщин и уселась на травке у обочины. Меня еще слегка мутило после дороги, а земля казалась такой приятно твердой и устойчивой. У машины открыли багажник, и папа с каким-то потрепанным мужичком, которого мне не представили, начал таскать в избу вещи. Я перевела взгляд на панораму улицы и увидела вдалеке тучу пыли. Туча с ревом приближалась. Вскоре уже можно было разглядеть внутри нее мотоцикл.