— Если Горобец не соврал, то ведь не исключено…
— Что рубашечку подбросили!
— Предвидя обыск.
— Предвидя, насколько ситуация будет против Горобца.
— Заранее зная, что она будет против Горобца.
— То есть ситуация создана!
— Но кем?..
И тут Томин схватился за голову:
— Ой-ой… Позор!
— Что, Шурик?
— Лопухнулся я… Ведь была мелочишка, которая не лезла в общую картину! Что Миловидова говорит? «Ушел. Я сидела, ждала его к ужину». Но, по словам соседки, Миловидова в тот вечер раза два выходила, даже вроде бы с сумкой! Молода-ая вдова Алена Дмитриевна… А одну ночь она у матери ночевала — со слов той же соседки, Ольги Фоминичны… Ой-е-ей!..
Мать Миловидовой нянчила внучат у старшей дочери в поселке километров за пятьдесят от города. И Томин, заслушавшись соловьев, не потрудился повидаться с ней и проверить факт ночевки. Да и то сказать, кто бы заподозрил во лжи неутешно оплакивавшую мужа женщину!
Молодая вдова Алена Дмитриевна…
(Фраза эта из лермонтовской «Песни про купца Калашникова» помнилась Томину с давних лет, когда он декламировал «Песню» на школьной сцене. Класса до четвертого ему мнилось, что впереди — блестящая актерская карьера).
Не ведая об опасности, нависшей над Валетным, Зурин самолично отправился «вытрясать душу» из Миловидовой.
— Здравствуй, милая, хорошая моя, — поприветствовал он ее с порога.
— Ой, не до вас мне, Петр Иваныч! — ощетинилась та.
— Для эмвэдэ время есть, а для меня нету? Этак, красавица, негоже.
Расставив локти, она загородила Зурину дорогу.
— Да о чем нам с вами говорить?
— Но-но, ты своим бюстгальтером не пугай, есть о чем говорить! — Он решительно протиснулся в комнату. — Некстати, Алена, ерепенишься, я к тебе со всем сочувствием. Ну только нашего с тобой вопроса это не меняет.
— Какого еще вопроса?
— Не виляй, понимаешь, все ты понимаешь. Деньги, что у Сергея были, — общественные, надо их разделить по справедливости.
Миловидова пренебрежительно повела полными руками.
— Выходит, вы ко мне по общественной линии? Общественник?
— Вот змея… С мужем твоим, хоть и пришлый, всегда честно делили. А ты же коренная, наша — и на тебе!
— Я ваших счетов не знаю, что вы там делили. И дел ваших знать не знаю. Вы со мной советовались? Нет, Петр Иваныч, дверь закрывали. То ли водку пили, то ли в карты играли — мне неизвестно!
— Алена, мы тебе хорошо предлагаем, не дури. Бери треть. Остальное верни людям.
— Я теперь вдова, о себе должна заботиться.
— Да ты прикинь — тебе ж столько и не нужно! Ну?
Миловидова присела перед зеркалом, поправила выбившуюся прядь волос, прошлась пуховкой по лбу и подбородку. Она была в расцвете лет и красоты, а последние дни, полные опасностей, борьбы, притворной и непритворной муки, придали лицу что-то по-новому притягательное. Той женщине, что смотрела на Миловидову из зеркала, любое царство было впору.