Женщина уходит в дом. Олегов свет беспомощно шарит по крепкой коричневой двери. Гремит засов. Сейчас уляжется спокойно в свою тёплую постель. Что же это? Шли, шли, бежали…
Но тут выплывает луна.
Стучу в дверь. Злой голос кричит:
— Не фулюгань. Всё равно не открою.
— Где живёт председатель? — спрашиваю я.
Деревня вымерла. Жива под луной лишь угрястая, в рытвинах дорога.
Горят ноги в шерстяных носках, кружится голова.
— Олег и Федя, бегите к фельдшеру. Будем стучать в каждую избу, пока не найдём председателя. Встретимся здесь, у грузовика.
— Василь, а Василь, — раздаётся плачущий голос. К нам быстро катится белое пятно. Олег устремляет свой луч навстречу — это старуха с большим носом, обрамлённая пронзительно белым платком. На ней длинная юбка, фартук с рюшками. Бабка обхватила плечи, словно спасаясь от холода.
— Старорежимная старуха, гляди, Даша, — шепчет Шура, прижимается к Даше.
Старуха фонаря не испугалась, наоборот, заспешила деловито навстречу, словно у неё появилась цель.
— Всё, полуношники, ходите? Спать не даёте. Там гармонили с час, поди, теперь сюда приблудились. Василя мово не видели?
На мгновение ночь со смещёнными предметами, с тихими, вроде тоже пьяными собаками, с рюшками на фартуке, с Шуриной задыхающейся слабостью и радостью заслонила Костю.
— Мы не гармонили, бабушка, — кричит Шура, — мы ищем врача. — Она кричит громко и не страшно. — Мальчик у нас заболел.
Мне кажется, старуха не слышит Шуру.
— Ишь, не нашенские, а я и не углядела. Ты чья будешь? Шибко молоденькая.
Только теперь я поняла, что и бабка пьяная. В луче света налито навис над губой нос.
— Нам нужен врач! — теперь кричу я. — Где фельдшер живёт? И председатель?
— И-их, девчонки не спят!
Холодно как в этой деревне, холодно на земле ночью! Вот люди и придумали — спать, одеяла придумали.
— Вра-ач где живёт? — кричу я. — Врач?
— Аль заболел кто? — наконец поняла бабка. — Врача у нас нетути. Фельшер есть, фельшерица. Это туда надо иттить, второй дом от конца улицы. — Бабка обрадовалась, замахала руками, застрочила.
Олег с Фёдором побежали. Луч фонарика мечется из стороны в сторону, высвечивая то серый сарай, то фуражку, забытую на ветке, то спокойное дерево, то голубую стенку дома.
— Как спутался он со своей-то, так и жену и детей забросил. Это мой-то Василь! — Бабка говорила громко и радостно, будто сильно намолчалась, а во мне её голос отдавался эхом. Пусть хоть фельдшер посмотрит Костю, пока вызовем из больницы врача. Грузовик есть, шофёра бы найти!
— Где председатель живёт?
Едва сдерживаю раздражение.
— А та его приголубит, губы-то утрёт, он у меня губастый. Глаза пригладит. Чтой-то мне с невесткой делать? Ась?