И внове дивно вышло.
Дунул.
Свистнул.
Кинул волос конский.
– Я сам не знаю, что тут… не успел открыть, – виновато произнес он.
А стол захрустел.
И самый краешек, с ножкою резною, отвалился. Архип Полуэктович скоренько этот краешек подхватил, перевернул, тряхнул.
– Ну и как это…
На широкую ладонь выпала лента красная, узелочками вязаная, а в каждом – по прядочке волос светлых, пуховых.
Видала я такие ленты прежде.
В Барсуках их кажная баба вяжет, от сглазу и от сполоху, от дурных снов, от собачьего заполошного лаю, с которого дитя после по малой нужде в постелю ходит, от иных напастей.
– Ленточка эта материна, – сказала я, отводя взгляд. – Их младенчикам вяжут, чтобы сберечь… и до года дите на рученьке носит. А после прячут…
И всю жизню берегут, потому как сила в этой ленте небывалая. Пущай не всякая мамка магическим даром наделена, зато у каждой в сердце слово особое живет, на которое Божиня откликнется. И сберегут сии ленты уже взрослого дитятку.
Отвадят беду.
Отгонят болезнь… а коль попадут в руки дурные, то и, наоборот, привадят, примучат, приморочат…
– Надо же, – тише произнес Архип Полуэктович и волоски из ленты потянул. Переложил в платочек свой, завернул да в карману упрятал. – Теперь собирай, как было.
Ленту он самолично в захоронку убрал.
А ту не сразу Еське доверил.
Тот же, принявши, скоренько на место примостил… правда, мнится мне, что пара-другая заветных волосков и в его кармане осталася. Но я смолчала.
Так оно верней.
Глава 19. Про Арея, вовсе не царевича
Кирей приходил.
Часто.
Злил. И злость мешала поддаться огню. А еще не злость, но глупое человеческое желание доказать любезному родичу, что он, Арей, достоин… чего?
– Жив еще, племянничек? – Кирей всегда был раздражающе весел.
– Пока… еще…
…надо рассказать ему о книге. И госте. И… что-то останавливало. Самолюбие?
– Сдаешься?
– Я пытаюсь быть… объективным. – Каждое слово приходилось вымучивать. Горло болело, не то обожженное, не то дымом отравленное. – Мне не выбраться.
– Плохо стараешься.
Сочувствия от Кирея не дождешься.
– Зачем ты… тут?
Он перевел взгляд на Кирея.
– Из любопытства, – дядюшка выглядел до отвращения бодрым. Он сел, скрестив ноги, и вытащил из-за пазухи яблоко. Круглое.
Красное.
Сладкое.
Яблочный аромат лишал равновесия, он перебивал запах камня и паленой плоти.
– Хочешь? – Кирей потер яблоко о рукав.
– Нет.
Арей зажмурился. Он не поддастся. Это нелепая попытка… чего? Он сам не знал.
– Ее опять убить пытались…
Кирей вгрызся в яблоко. Звук омерзительный и… и челюсти свело. Когда Арей в последний раз ел нормальную еду? Вчера? Позавчера? Он дотянулся до подноса и… и сжег все, что на нем находилось.