Но Костя держался в сторонке, фыркал, сверкая своими мрачными глазищами. Не то что Володька Кузнецов. Тот блистал остроумием, болтал, очень удачно и к месту рассказал, какие у него на заводе прекрасные кадры молодых рабочих. И Богданов даже переспросил, как называется его завод.
— А что вы выпускаете? Все ту же допотопную продукцию? — подал голос Костя.
Володька Кузнецов побагровел и не удостоил его ответом. Не заметил и не услышал. И Нина, боясь, что Костя «заведется», стала его угощать и отвлекать. Очень уж шальной этот Костя, ничуть с возрастом не изменился…
Как странно, сколько лет прошло, оба почти старики, а душа все полна нежности, как прежде, когда они очень нравились друг другу, очень стеснялись друг друга. Вспоминалась ей березовая роща в их городе, солнце, гибкие, струящиеся с берез ветки, пронизанные и облитые золотом ранней осени, когда Костя, хмурясь, сказал ей, что она, в своей белой блузке, гибкая, похожа на березу. И ткнулся горячими, влажными, как у жеребенка, губами ей в висок.
Как и когда она потеряла Костю, как разошлись их пути, Нина и сама не знала. Когда Костя уехал учиться, она ни о чем не спрашивала и никакого слова с него не брала. Слишком молодые были оба, неопытные. Жажда жизни была в них тогда сильнее, чем жажда любви. Костя немного пугал Нину своей стремительностью, мрачностью. Она была такая ясная, спокойная. Костя со всеми ссорился, спорил, даже против Сергея Богданова выступал. Она очень осуждала его за это…
Конечно, она плакала, когда Костя уехал, но так, чтобы никто не знал, не подозревал. Костина мама спросила у нее:
— Что тебе пишет Костик?
Нина повела плечиком:
— Почему он должен писать мне? Он прислал письмо в нашу ячейку.
Она соврала. Костя писал. Это были странные, пугающие письма, полные намеков, недосказанностей. Она совсем растерялась, хотела ясности, определенности, чтоб письмо начиналось: «Дорогая Нина» — и кончалось: «Твой Костя». Но разве можно было добиться у Кости определенности? Он измучил ее. Нина даже обрадовалась, когда ее послали на работу в область, — надеялась отвлечься, забыть Костю. Может, и не забыла, но отвлеклась, работа была сложная, интересная. С Костей они встретились уже через много лет в Москве, он был женат. И у Нины чувство поутихло, угасло за это время. Костя несколько раз приходил, заговаривал о прошлом, упрекал, что она во всем виновата. Она спрашивала: «Почему я?» — «Ну, не ты, а жизнь». — «И жизнь не виновата, никто не виноват». — «Вот и теперь любишь, чтобы все гладко, без углов, чтобы никто не виноват…» — «Это ведь не я вышла замуж, а ты женился…» И прервала эту бессмысленную канитель, сказав, что уезжает в длительную командировку, на год.