— Он так сердечно дал мне свой телефон. Все-все у меня всколыхнулось, все чувства… — говорила Маша. И просила совета: — Что, если я обращусь к Мише как к старому другу? Он поймет, он ведь знает меня, он поймет… жить с больным человеком в коммунальной квартире.
— Ты что? Ты хочешь просить Богданова помочь с квартирой?.. Я понимаю, что однокомнатную, а не особняк, я понимаю, как ты мучаешься, но… На твоем месте я бы этого не сделала…
Нина положила трубку.
— Ну? — выкрикнула Роза.
— Так оскорбить Мишу в его лучших чувствах! — нервничала Нина. — Не знаю, как уберечь его…
— Такая меркантильность! — возмущалась Шура. — Во всем искать выгоду для себя…
И только Елена Дмитриевна сказала:
— А вы знаете, что значит жить в коммунальной квартире? Я-то знаю, у нас восемь семей в квартире. Кошмар!
— И все-таки я бы так не поступила, — раздражилась Роза. — Думаете, у меня бы не нашлось о чем его попросить? Ого! Но нельзя же так откровенно, с первого раза…
— Миша очень дружил когда-то с моим Петей, но я ведь себе не позволила…
Упрямая Елена Дмитриевна пошла наперекор:
— А что такое? Почему не помочь старой знакомой? Тем более он ее так растревожил… Разве у нее будет другой такой случай? Правильно. Лови момент…
На нее зашикали.
Сварили кофе, сели завтракать, а Нина все не могла успокоиться. И каждому из знакомых, кто звонил, чтобы поблагодарить за удовольствие, полученное вчера, она с возмущением говорила о Маше. Нет, она и подозревать не могла, что Маша так изменилась.
Позвонили все, кроме Кости. А Нина так ждала его звонка…
Прошел день, и другой, и третий. В квартире у Нины уже натерли полы, сдвинули стол, убрали в глубину серванта лишнюю посуду.
А потом как-то случилось, что она, пробегая с бумагами по коридору, встретила Богданова. Он спросил у нее тихо, подмигивая, как мальчишка:
— Ты не слышала, какой телефон я дал Маше? Прямой или через секретаря?
Нина успокоила его: она хорошо помнила — нет, не прямой…
И когда он добавил, что сам не знает, какой лукавый попутал его ночью искать Машу, неуверенно сказала:
— Ну и что? Она так радовалась, Маша. Для нее это был праздник…
— В чем же праздник? — сердито сказал Богданов, почему-то обидевшись за Машу. — Что за счастье такое, если мы ввалились к ней ночью…
— Я не знаю, но она была рада…
— Маша, как никто, умеет прощать. — Богданов сказал это с горечью, все так же сердито, но в то же время гордясь Машей, и Нине стало не по себе: ей подумалось, что Богданов никогда не простит ей того, что она была свидетелем и участником этой нелепой, жестокой, бессмысленной встречи.