— О, Господи!..
Не медля ни минуты, Федор бросился туда, где, широко раскинув руки, лежала его Сан-Пин.
— Санька! Санечка!.. Да как же так?.. — упав рядом с нею на колени, запричитал он. Губы Федора дрожали. — Молви хоть словечко! — подняв Санькину голову, умолял ее Федор. Поняв, что перед ним бездыханное тело, он вдруг завыл. Протяжно, по-волчьи, но громко.
— Азиятку свою оплакивает, — сказал пушкарь Кирей Ермаков, лицо которого чернело от пороха.
Федор взял мертвое Санькино тело на руки и понес вниз.
— Папа! Папочка! Что с мамкой? — догнав отца, испуганно спросил его Степка. Все это время он помогал казакам нижнего боя перезаряжать пищали, а когда увидел Федора, несшего на руках мать, бросился за ним следом.
— Убили ее, сынок… Убили, — сказал Федор и заплакал. Степка впервые видел его плачущим, поэтому серьезно растерялся. Ухватившись за рукав отцовской рубахи, он вместе с Федором в скорбном молчании проследовал к полусожженной маньчжурскими петардами церкви, где лежали груды мертвецов. Хоронить их было некогда, да и некому, ведь каждый человек сейчас на счету.
Передав Саньку на руки людям, Федор уже собирался вернуться на стену, когда к нему подошла Наталья.
— Больно, Феденька? — погладив его по заросшей щеке, тихо спросила она мужа.
— Ой, больно, Наталка!.. Так больно, что мочи нет, — ответил Федор. — Я ведь вас обеих любил. Теперь вот ты у меня одна осталась. Подойди-ка сюда! — поманил он вдруг Степку. — Вот, Наташка, хочешь ты того или нет, но теперь ты для него будешь матерью. Он ведь сирота. Как, примешь?
Та только грустно улыбнулась: куда, мол, деваться?
— Вот и решили… — проговорил казак. — Пойду я. Вы тут поосторожней. Мы-то маньчжура в крепость не пустим, но ядрам их и стрелам не устроишь заслон…
— Ты, Феденька, не больно там геройствуй, — умоляюще посмотрела на него Наталья. — И за сыновьями пригляди. Как они там? Не ранены ли, не покалечены?
— Живы они, мать, живы! Ну все, хватит трепаться. Воевать надо.
— Папка! Возьми меня с собой, — попросил отца Степка. — Хочу за мамку отомстить…
— Успеешь еще! Жизнь-то длинная, — сказал Федор.
— Думаешь, мы живы останемся? — с сомнением в голосе спросила Наталья.
— Куда мы денемся? — усмехнулся казак. — Русского человека и орда жгла, и швед с поляком душили, но мы выжили, и теперь выживем.
— Хорошо бы… — глядя мужу вслед, проговорила женщина. — Нам ведь надо еще внуков поднимать. Знай, Феденька, ты для меня — солнечный лучик в этой жизни. Любила, люблю и буду любить до конца.
— Я тоже тебя люблю! — не оглядываясь, крикнул Федор. — Прости меня за все.