— Какой ему! Пускай вначале раны свои заживит… — тут же поднялся Федор. — Я пойду вместо него. Возьму надежных людей и приведу вам генерала.
Петр же сразу взбунтовался.
— Ты что, бать! Какие раны? Я ведь про них давно забыл, — заявил он. — Тебе, старому, куда идти? Дружки твои давно уже не те. Мы, наоборот, молодые, у нас и силы есть, и сноровка.
— Силы у них есть!.. — передразнил парня Федор. — Запомни, сынок: старый ворон мимо не каркнет. Сиди и молчи…
— Ты мне рот-то не затыкай! — мгновенно встал на дыбы Петр. — Я тоже не лыком шитый, понял?
Федор побагровел.
— Вон как ты заговорил! — грозно взглянул он на Петра. — Цыц у меня!
— Нашла коса на камень, — усмехнулся десятник Матвей Кафтанов. — Пускай-ка строптивцев воевода рассудит. Дело-то серьезней некуда.
— Точно! — поддержали его казаки. — Говори, Ляксей Ларионыч! Как скажешь, так и будет.
Толбузин встал из-за стола и, заложив руки за спину, с задумчивым видом стал ходить по горнице. Казаки ждали…
— Оба пойдете, — произнес воевода. — Только, чур, не ругайтесь! Узнаю — не пожалею.
— Им еще вернуться надо, — невесело сказал кто-то из казаков.
— Вернемся! — твердо заявил Федор. — Только ты, Ляксей Ларионыч, сразу скажи, кто людей поведет, — обратился он к воеводе.
— Ты будешь за старшего, — ответил ему тот.
— Ладно, — с победным видом посмотрел старый казак на сына.
Той же ночью лазутчики Толбузина отправились на поиски генерала. Выбравшись через подкоп в стене из крепости, казаки скрылись в густой траве.
— Всей гурьбой нам не следует идти, — собрав возле себя людей, прошептал Федор. — Ты, Петр, давай со своими разведчиками двигай на север, а я с остальными прочешу берег. Если не найдем там генерала — поплывем на остров. Все, разошлись, — скомандовал он.
…Вернулись мужики усталые и злые.
— Казаки, гляжу, не вышло вам взять генерала… — не скрыл своей досады воевода.
— Легче черта в кромешной тьме поймать, чем этого упыря, — выругавшись, произнес Федор.
— Все вернулись-то? — спросил Алексей Ларионович.
— Вроде все, — сказал старший. — Ты не думай про нас плохо, воевода. В другой раз мы этого гада обязательно достанем…
Дело происходило в конце августа, а рано утром первого сентября, в день памяти преподобного Симеона Столпника и матери его Марфы, в стане врага ударили боевые барабаны, и маньчжуры пошли на приступ.
— Вон как дело-то оборачивается! — заволновался воевода, наблюдая с высокого вала за тем, как противник пытается преодолеть первую линию обороны и не запутаться в рогатинах и зубчатке стен. — Видно, маньчжуры решили до холодов с нами покончить. Ничего у них не выйдет! Афанасий Иваныч, встреть-ка иностранных друзей огоньком. Как полагается! Пуль не жалей, слышишь? Я ж знаю тебя! Скупой ты больно.