Но ни его размер, ни сила, ни руки, способные нас растерзать, ни пасть, которой он мог нас перекусить, не пугали так, как пугал Шум, который мы услышали, когда снегач подошел близко.
Он гудел сильнее, чем Шум любого спэка, гораздо тише, но… беспощаднее. Шум этот словно бы не распространялся вокруг, а был направлен внутрь, так, что от него было не уйти. Тварь была прикована к собственному Шуму.
Спэки сказали нам, как она опасна.
Но они рассказали нам не все.
В Шуме твари клубилась такая лютая ярость, что сравнить ее можно было только с самым жутким безумием. Безумием, которое подменяло все чувства болью, а потому могло лишь вынуждать причинять боль. Не только мужчинам, чей Шум тварь слышала, но и женщинам, которых она просто чуяла носом, что, несомненно, злило ее еще больше, ведь они были избавлены от той боли, которая мучила его каждую секунду на протяжении многих лет, десятилетий или даже веков.
– Снегач, – прошептал Уилф, а мы стояли, онемев от ужаса и пытаясь осознать правду, которая теперь нам открылась. – Козел отпущения.
– Не может быть… – в ужасе сказала Фуку-нага. – Как они могли…
– Интересно! – сказал Миккельсен, делая шаг ему навстречу и глядя прямо в его ужасное лицо.
– Карл! – крикнула Коллиер, пытаясь удержать его, но Миккельсен оттолкнул ее и снова шагнул вперед.
– Мы должны его изучить. Я еще никогда не видел такого существа, – сказал он.
– Карл, отойди от него! – крикнул Уилф.
Сзади раздался тихий испуганный визг – Доусон оторвалась от Фукунаги и со всех ног бросилась к кораблю. Фукунага побежала за ней.
Уилф уже тянул меня прочь.
– Карл! – крикнул он. – Мэгги, если он не пойдет с нами, брось его!
Но мы видели, что Коллиер не знает, что ей делать дальше. Чудовище до сих пор не шевельнулось. Оно озадаченно смотрело на блаженного Миккельсена, который приближался к нему, размахивая руками.
– Нет, нет, – приговаривал Миккельсен. – Все хорошо. Хорошо. Все будет хорошо.
– Карл, что ты делаешь? – крикнула Коллиер.
Миккельсен обернулся к нам:
– Вы разве не видите, что он мучается?
– Карл… – сказал я.
– Смотрите, – сказал Уилф.
И теперь мы поняли, что имел в виду Уилф, когда сказал «козел отпущения». Миккельсен стоял перед монстром, ничуть не боясь. На его Шум сильнее всего повлиял загадочный процесс, который использовали в анклаве спэков, и мы видели, что этот процесс продолжает на него действовать.
Весь его страх, весь ужас, всю злость, все сожаление о том, что случилось с остальными членами нашего отряда, мы видели в его Шуме.
Все это выходило на поверхность.
Все это сливалось с Шумом, сковывающим чудовище.