— Ну? — спросил всадник.
Голос у него оказался неприятным: низкий, хриплый.
— Что ну? — удивился я.
И тут Мюльдюн меня ударил.
Хорошо, не ударил, хлопнул по плечу. От его хлопка я кубарем полетел на землю. Плечо болело, голова чуть не оторвалась. Вдобавок, падая, я ушиб бедро.
— Вставай! — велел мой брат.
Я встал. И опять упал — он ударил сильнее.
— Вставай!
— За что?!
— Вставай!
Я встал. Он ударил. Я упал.
— Вставай!
Плохой Мюльдюн. Плохой Мюльдюн.
Очень плохой Мюльдюн.
Я встал. Мюльдюн большой. Я большой. Мы вровень. Нет, я больше. Мюльдюн меньше. Маленький. Я — бёгё. Юрюн-бёгё. Я силач. Он меня бьет. Я его не бью. Почему? Вот, опять ударил. Падаю.
— Вставай!
Я больше. Он меньше. Сейчас ударю.
— Хватит!
Окрик всадника плетью хлестнул по Мюльдюну. Мой брат отступил назад, и вовремя: мой кулак чудом не попал ему в лицо. Промахнувшись, я потерял равновесие. Едва не рухнул ничком, затоптался, приходя в себя. Мой брат. Мой кулак. Даже думать о таком не хотелось. Мюльдюн опять становился больше; нет, это я усыхал.
— Так надо, — сказал Мюльдюн.
А я услышал: извини.
— Давай, — сказал всадник. — Я всё увидел.
Не верите? Честное слово, он так и сказал: я, мол, всё увидел. Мюльдюн полез в тючок, который мне собрала мама, достал медную пластину размером в две ладони. Не мое, подумал я. Брат мой, кулак мой, тючок мой. Откуда пластина? У меня отродясь никаких пластин не было. Плечо уже не болело, и бедро, и вообще. На мне все заживает, как на собаке. Ну хорошо, как на боотуре.
— Ближе, — всадник поманил Мюльдюна. — Иди сюда.
Мюльдюн подошел. Всадник сбил на затылок шапчонку — смешную, круглую, с берестяной трубочкой, откуда торчал пучок конских волос. Наклонился вперед, подергал своими жуткими веками и уставился на медную пластину. Мюльдюн поднял ее, чтобы всаднику было удобнее смотреть. Я остолбенел — еще бы, зрячий слепой! — и пропустил момент, когда на пластине начали появляться значки.
Ряд. Другой.
Третий.
— Интересно? — спросил меня всадник. — Кузнецу тоже будет интересно, уверяю тебя.
Значки словно выжигались на меди. Разговаривая со мной, всадник не отворачивал лица от пластины. Пятый, шестой ряд значков, и на пластине не осталось свободного места.
— Весь ты, дружок, от макушки до пят, — всадник указал на пластину. — Юрюн Уолан, боотур, третий сын Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун. Расширение, усыхание, скорость реакций. Возрастная зависимость от процесса. Не понимаешь? И ладно, твой брат тоже не понимает. Хорошо хоть, знает, что так будет лучше.
— Так будет лучше, — подтвердил Мюльдюн.
— Ала Дяргыстай привозил тебя сюда! — догадался я.