Это, конечно, все равно не сравнится со спа и шопингом.
Его голос полон тупой боли и разочарования в жизни:
- Моя мама умерла от рака три с половиной года назад, - слабый ветер подхватывает слова парня. – Папа ушел из семьи, когда мне было двенадцать, но когда она заболела, он вернулся.
Мне, возможно, показалось, но последние нотки полны благодарности.
- Мама не хотела, чтобы я звонил ему, чтобы я просил помощи. А отец, на тот момент, уже поднялся, построил хорошую карьеру, деньгами разбрасывался, как фантиками. Поэтому я был на девяносто процентов уверен, что он откажется. Что пошлет меня.
В такой неимоверной тишине можно буквально чувствовать, как дрожит его голос. Тем более, мы стоим в достаточной близости, чтобы я смогла заметить в его голубых глазах слезы. Я надеюсь, что он сумеет сморгнуть их. Ни разу еще не видела мужских, скатывающихся по щекам слез, и не уверена, что готова к этому.
- Поэтому я был крайне удивлен, когда такой известный и богатый человек, как он, который позабыл удачно о своем единственном сыне на долгие годы, на следующий же день прилетел к нам из Варшавы.
И все же, несмотря на то, что он замолчал больше минуты назад, я не решаюсь задать ни одного вопроса. Я знаю, Герман просто собирается с духом, чтобы продолжить. Ему нужно высказаться, сбросить груз пережитых проблем.
- Ее не спасли. Но она боролась, - он сглотнул и уставился в пустоту.
Лаванда…
Боже, мне ужасно-ужасно жаль. Просто этот его взгляд. Он всегда был таким веселым, улыбчивым, но теперь я увидела другую его сторону.
- С того момента у нас с отцом сложились отношения… финансовые, - грустно усмехнувшись, Герман так и не решается на меня посмотреть.
Я тереблю в руках сорванную травинку, но понимаю, что начинаю нервничать. Переживать. Как будто, сейчас все изменится.
- Я позволяю ему помогать мне. Он оплачивает мне квартиру, учебу, а об остальном я забочусь сам. – Внезапно парень делает шаг вперед, потом еще и еще.
Я иду вслед за ним, оставаясь слева, не переставая следить за мимикой его лица. Умоляю Вселенную о том, чтобы он не заплакал.
Ну, пожалуйста…
Кажется, Лаванда все-таки справился с эмоциями, и теперь повернул голову в моем направлении. Я могу наблюдать за тем, как его губы расплываются в улыбке.
- Мой, так называемый, отец всегда мечтал работать в индустрии шоу-бизнеса. Поэтому и бросил нас когда-то, а мама увезла меня на ее родину, в российский провинциальный городок, где я, собственно, и провел юность. Папаша теперь в Польше известный продюсер.
Герман смеется, когда замечает, как расшились от изумления мои глаза. Я пару раз хлопнула ресницами, и, наверное, это выглядело, как «Да ладно?!». В ответ Лаванда усмехается. Наконец-то, за последние несколько минут на его лицо проступают признаки чего-то светлого.