- Даа, - протягивает парень, довольно быстро спрятав ладони в передних карманах темных джинсов. – Он пытается стать мне ближе, роднее, но я не подпускаю его.
Когда через несколько мгновений он больше не пытается ничего мне сказать, и мы продолжаем мирно шагать рядом друг с другом, я решаюсь на вопрос, ответ на который интересен был бы на моем месте каждому.
- Почему? Он пытался спасти твою маму. Разве он не заслуживает прощения?
Герман замирает, глядя себе под ноги. Я тоже останавливаюсь. Он вновь бросает на меня взгляд, но в этот раз в его глазах плещется задумчивость и озабоченность.
- Он сделал мне больно, когда я был подростком. Я потерял отца, с его стороны это было нечестно.
Сложно оспаривать мнение Левандовского, ведь, как бы то ни было, мне не приходилось переживать то же, что и ему. Я не теряла родителей и меня никто не бросал. Смогла бы я простить своего папу, если бы он однажды ушел из семьи? Но я смогла простить ему то, как он поступил со мной, практически использовав меня, как валюту.
Или думаю, что простила?
- А ты? – вдруг обращается ко мне Герман.
Поддавшись размышлениям, я отвернулась от него, рассматривая темные окна поезда, вдоль которого нам довелось идти. Его вопрос пока еще не принял никаких смысловых очертаний, однако я уже подозреваю, о чем именно он.
- Ты сумеешь вычеркнуть из своей жизни предательство Эмина? – И следующее, что Левандовский говорит, заставляет меня вздрогнуть, как будто это было вчера, а не три года назад: - Забудешь то, как он изнасиловал тебя?..
Мое сердце горит. Не в буквальном смысле. Но именно так себя, должно быть, ощущает человек, которому невероятную боль доставляют плохие воспоминания. Я пытаюсь выкинуть из головы все, это все, но единственное, что у меня получается – временно перевязать раны. Со временем, каждый раз, они опять начинают кровоточить. А лекарства, что смогло бы мне раз и навсегда помочь, нет. Его просто нет.
Я не отвечаю на любопытство Германа, а лишь встряхиваю головой, отчего пряди распущенных волос спадают вперед.
- Если ты не хочешь, мы не будем…
Я перебиваю Лаванду раньше, чем ему удается продолжить:
- Я не знаю. – Вот мое честное признание, которым я отнюдь недовольна.
И абсолютно нормально, что в голове Германа возникает желание быть осведомленным о моих проблемах, так же, как и мне интересно знать, что он думает о своей ситуации. Мы – два собеседника среди десятков, не приведенных в действие, поездов разговариваем о том, что тревожит нас, что нас расстраивает и что является для нас важным. Поверить не могу, что я здесь. С ним.