Профессор вяло машет рукой, отпуская меня поужинать.
Когда случится авария на фильтровентиляционной установке, мэтр первым залезет в камеру и будет, чертыхаясь, выгонять ассистентов в коридор, чтобы они не поймали дозу. Только это не поможет – клубы радиоактивной пыли заполнят всё пространство Убежища.
Всё, кроме «четвёрки», лаборатории номер четыре, где в этот момент я буду возиться с пультом управления модуляторами генетической памяти.
Потом мы, надев защиту, будем дезактивировать помещения. Долго, несколько недель. И с каждым днём нас, ходячих, будет всё меньше. А ребята будут умирать от лучевой болезни.
Профессор умрёт первым.
Но перед этим он просмотрит записи с индивидуальных дозиметров и вызовет к себе меня, как получившего самую маленькую дозу.
* * *
Я стараюсь не смотреть на лежащую поверх одеяла обтянутую изъязвленной кожей тощую руку. Мы называли Профессора за глаза Язвой – за едкий язык, за вечные насмешки и умение сделать из любого оппонента растекающуюся по полу жижу.
Теперь он в буквальном смысле – одна сплошная язва. Более тысячи единиц облучения. Профессор склоняется над кюветой, острые плечи содрогаются – его рвёт чем-то жёлтым. Я отворачиваюсь, будто из деликатности. А на самом деле – от страха. В медицинском изоляторе всё пропитано радиацией – я чувствую её запах, и моя кожа горит.
Профессор откашливается и начинает говорить.
– Голубчик, я с прискорбием отмечаю, что вы – наша последняя надежда. Это говорит о том, что наши дела плохи чрезвычайно. Я бы предпочёл кого угодно на вашем месте, даже охранника – у него, по крайней мере, имеются следы мозга на внутренних стенках черепа. А если бы наши мимимишки умели читать и нажимать кнопки – я бы взял любого из них. Даже вашего, как там его… Пуха! Но – увы нам. Пух читать не умеет, это неоспоримый факт. А у вас – самая небольшая доза. Вы молоды и здоровы. Вы протянете дольше всех – это тоже неоспоримый факт.
Мэтр замолкает и какое-то время отдыхает, прикрыв глаза. Набравшись сил, продолжает:
– Вам придётся завершить эксперимент. Моя теория очень далека от совершенства. Она сыра, как сопли сопливого сопляка. Такого примерно сопляка, как вы, голубчик! И эти чёртовы модуляторы – экспериментальные модели, а не полноценное оборудование. Но у нас нет выхода. Даже вы это понимаете, хотя я не представляю, ЧЕМ вы это делаете.
Мэтр издаёт странные перхающие звуки – будто квакает измученная астмой лягушка. Я не сразу понимаю, что он смеётся.
– Какой сарказм! Какой идиотский финал! Все наши драгоценные знания, накопленные тысячами поколений самых блестящих умов планеты! Весь смысл, сок, суть нашей цивилизации – в кривых руках студента, завалившего первую же сессию! Неспособного с одного раза запомнить и сотню страниц примитивной инструкции! Вы, голубчик, думали, что Катастрофа – это самое ужасное, что с нами могло произойти? Нет! Идите немедленно в туалетную комнату! Идите сейчас же!