Ели халву, да горько во рту (Семёнова) - страница 114

Ася наклонила голову на бок:

– Стало быть, вы рады ей?

– А вы сомневаетесь?

– Конечно, нет! Ведь я так бессовестно рада сама! Нет, это возмутительно! Несчастный молодой князь так болен, бедная Маша не находит себе места, а мы радуемся! Это значит, что мы с вами жестокосердны?

– Это значит, что мы не умеем лицемерить.

– Вы получили моё письмо?

– Да, Ася. И очень благодарен вам за него.

– А каков же будет ваш ответ, Пётр Андреевич?

– Я здесь, перед вами. Какого ещё ответа вы хотите?

Ася не успела ответить, потому что в комнату стремительно вошёл Николай Степанович. Он был бледен и выглядел уставшим.

– Вот вы где, друзья сердечные! Асенька, красавица моя, оставь нас, пожалуйста.

Ася соскочила с подоконника и вышла, насупившись. Как, однако же, не вовремя появился крёстный! Прервал такой важный разговор! Но он непременно будет продолжен! Ведь Петр Андреевич так смотрел… О, как он смотрел! Так, что сердце готово было вырваться из груди ему навстречу! И как назло даже не с кем поделиться этим счастьем! Маше не до того… Разве что написать письмо старой подруге?


– Что, Кот Иваныч, помешал я вам? – улыбнулся Немировский, ослабляя галстук.

– Что вы, Николай Степанович…

– Да полно мне петрушку балаганить, будто уж и глаз у меня нет. Ладно, после об этом… Ты уж вздохнул с дороги, я полагаю?

– Можно сказать и так!

– Да, ты прямо с корабля на бал попал… Коли вздохнул, так поедешь теперь со мной человечка одного проведать.

– Постойте, вы были у отца Андроника?

– Ложный след. Дорогой я всё объясню. Собирайся, время не ждёт.

– А далеко ли ехать?

– Четверть часа до сельской больницы.

– Я готов!

Немировский похлопал Вигеля по плечу:

– Вот, и замечательно. Как говорится, сделай дело, а потом и гуляй смело… Да только меру знай.

…На просёлочной дороге коляску сильно потряхивало. Николай Степанович болезненно морщился, но на предложение ехать тише только отрицательно качнул головой:

– И так слишком много времени потеряли.

– Вы полагаете, что Амелин мог покушаться на собственного сына? – с сомнением в голосе спросил Вигель. – Я видел его лицо, когда он увидел раненого князя. Я руку на отсечение даю, что это было искреннее огорчение, а не игра.

– Разумеется, – кивнул Немировский. – Только Всеволод Гаврилович, как тебе известно, не живёт в доме, а княгиня строго запретила говорить об исчезновении князя Володи.

– И он отравил лошадь Владимира, а Родион пострадал по ошибке?

– Никаких иных объяснений у меня пока нет.

– Но для чего нужно было Амелину всё это?

– Представьте себе на мгновение, что некто, как и мы с вами, узнал тайну княгини Олицкой. Некто решает раскрыть глаза старому князю, зная, что он собирается завещать всё своё состояние любимой жене и сыну.