– Но зачем? Не лучше ли дорого продать своё молчание княгине?
– Лучше. Но только в том случае, если ты сам не незаконнорожденный бастард князя, всю жизнь терпящий унижения от родного отца и братьев и не могущий связать свою жизнь с любимой женщиной!
– Так вы думаете, что Борис Борисович мог всё узнать?
– Человек, который всю жизнь ждал своего часа, человек, который всё знал об Олицких, человек, наделённый большим умом и изворотливостью. Он мог надеяться, что отец, узнав о том, как обманула его жена, наконец, оценит его, признает, оставит часть наследства. Ведь он служил старику куда преданнее, чем его законные сыновья!
– А Амелин?
– Амелин… Гордый человек. Умный, жестокий, презирающий любые устои. В молодости он наверняка мечтал повести за собой народ, как все подобные личности. Он видел себя в роли российского Марата. И, вот, жизнь проходит в безвестности и глуши. Может ли это его устраивать? Чтобы подняться из грязи, ему нужны деньги. А где их взять? Он знает, что его родной сын вот-вот унаследует огромное состояние Олицких. И тогда он сможет обнаружить себя, открыться и потребовать свою долю. Вот, тогда бы круто развернулась его жизнь на сто восемьдесят градусов! И вдруг всё может пойти прахом из-за Каверзина. Может быть, Борис Борисович уже успел что-то нашептать князю, поэтому первый удар Амелина приходится именно на него, а на Каверзина – лишь второй. Он мог просто подменить пилюли, которые принимал Борис Борисович.
– А зачем убивать остальных князей?
– Человек, убивший дважды, уже не боится преступать. Может быть, он решил обезопаситься уже наверняка. Чтобы ни одного потенциального наследника, кроме его сына, не осталось.
– Но как узнал Амелин про московскую историю? Зачем этот спектакль с призраком?
– Зачем – понятно. Запутать, отвести подозрения, напугать… Владимира Александровича он просто довёл этим до самоубийства. А откуда узнал… Князь Антон Александрович был очень несдержан на язык и к тому же пьяница. Старший брат не раз угрожал ему, боясь, что он разболтает их тайну. Амелин от горькой и беспросветной жизни также часто прикладывался к бутылке. Они сдружились. Их часто видели вместе. Легко допустить, что во хмелю князя потянуло на откровенность, и он что-то сболтнул Амелину, который тотчас намотал это на ус.
– Всегда удивлялся вашей способности все детали укладывать в общий сюжет, чтобы ничего не торчало, – сказал Пётр Андреевич.
Но Немировский лишь покачал головой в ответ на этот комплимент:
– Да нет, друг сердечный… В этом сюжете как раз всё торчит в разные стороны и не желает укладываться в одну пьесу. Дунь – и развалится…