Сидевшая на стуле кошка соскочила на пол, осторожно подошла к разлившейся жидкости, лизнула несколько раз и через мгновение издохла.
Георгий Павлович промокнул платком лоб. Доктор хотел было закурить свою трубку, но дрожащие руки плохо слушались его, и он вновь убрал её в карман.
Маша поднесла руку к губам и вымолвила:
– Даша, как же это? Так это ты всё?..
По лицу Дарьи скользнула нехорошая усмешка, она выпрямилась и гордо посмотрела на присутствующих:
– Что всё? Что всё?! Мне себя упрекать не в чем! Вы все беленькие, да? Пушистые? А одну нашли чёрную? Меня?! А, вот, выкусите! Вы все меня чернее! Все до единого!
…Своего родного отца она ненавидела всю сознательную жизнь. Ненавидела за то, что из-за него помутился рассудок матери, за то, что саму её он не желал признавать и даже не отличал от прочей прислуги.
О том, что князь Владимир Олицкий является её отцом, Даша узнала, когда была ещё совсем маленькой. Мать сама рассказала об этом дочери во время очередного припадка. Те припадки были предвестниками тяжёлой болезни, которая вскоре превратила цветущую, красивую молодую женщину в жалкую сумасшедшую. Но к тому времени Даша уже знала всю правду. Евдокия Яковлевна часто сажала дочь на колени и, гладя по русой голове, рассказывала об отце. Ей неважно было, понимает ли её дочь, просто хотелось ещё раз воскресить в памяти навсегда ушедшее счастье.
Мать вышла замуж по указанию своего отца и мужа не любила никогда. Да и как можно было любить его? Этого плешивого, желтушного холуя, с которым противно просто находиться рядом. Сознавать, что она не дочь Лыняева, Даше было приятно. Она поглядывала на своего отца, в ту пору красивейшего мужчину, статного, гордого аристократа, и представляла, как было бы чудесно, если бы он признал её. Даша представляла себя на светских балах: вот, она кружит по белой зале в вихре музыки, на ней прекрасное воздушное платье, и все провожают её восхищёнными взглядами. Кто это прелестное создание? – Разве вы не знаете? Это княжна Олицкая! Сколько раз виделась Даше эта сцена, но отец не обращал на неё внимания и совершенно забыл о матери…
Евдокия Яковлевна искала встреч, писала Владимиру Александровичу письма. На одно из них он ответил раздражённой отповедью, в которой, однако, признавал своё отцовство. Это письмо Даша хранила, как самую большую ценность, оно могло стать её пропуском в ту жизнь, о которой она так грезила.
Между тем, Евдокией Яковлевной овладевала тоска. Она часами просиживала неподвижно, плакала, перестала следить за собой.
Однажды мать явилась к князю и стала упрекать его, умолять не оставлять её. Звонкая пощёчина стала ей ответом. Даша видела эту сцену через неплотно прикрытую дверь, и она навсегда врезалась в детскую память. Особенно надменное лицо отца в этот момент. Презрительное и брезгливое его выражение…