Ели халву, да горько во рту (Семёнова) - страница 138

– Мерси! Эх, Родька, жизнь, чёрт возьми, прелестная штука, если вдуматься… Надо только уметь жить и этой жизни радоваться, понимаешь? Я это понял, глядя на отца с матерью. Они радоваться не умели, а потому жили так, словно тяжкий крест несли. А нужно жить легко и просто, не отягощая себя разного рода заумью.

– Как всё просто у тебя, – вздохнул Родион. – Мне бы твоей уверенности и лёгкости.

– Научу! – пообещал Володя. – Вот, встанешь с этого одра, махнём в Европу, развеешься…

– Нет, ничего этого не будет…

– Это почему ещё?

– Я много думал в последние дни…

– Разбитой головой? Хороши мысли! Ты не думай лучше, быстрее встанешь.

– Нет, я многое понял. Прежде я всё метался между Богом и миром… Хотел совместить и то, и другое. А нельзя совмещать, понимаешь? Давеча мне Маша из Евангелия читала. О богатом юноше… Остави всё и гряди по мне… Понимаешь, когда Господь призывает, надо всецело следовать ему, не оборачиваясь и не растрачиваясь на что-то ещё. И эта болезнь мне послана, чтобы я осознал это и ступил на новый путь.

– Ты это сейчас что хочешь сказать? – нахмурился Володя.

– Я в монастырь уйду, – отозвался Родион.

– Ну, и дела… Постой, но нельзя же так сгоряча… Вот, поправишься и тогда решишь. Нельзя же так вдруг!

– Я всё решил. Я не могу и не хочу разрываться.

– Сомневаюсь, что твоя мать одобрит тебя.

– Мне очень жаль огорчать её, но ничего изменить я не могу. Она должна понять.

– Твой отец завещал тебе всё имение…

– Его унаследуете вы с Надей и ваши дети. Я буду только рад этому.

– Блаженный ты, Родька, ей-Богу… А как же Маша?

– Причём здесь Маша?

– Только не говори мне, пожалуйста, что ты не замечаешь того очевидного факта, что она тебя, дурня, любит.

– Я догадывался…

– Нет, вы только посмотрите на него! – воскликнул Володя. – Он догадывался! Да после того, как она выходила тебя, твоя святая обязанность жениться на ней! И почему бы нет? Кто мешает тебе быть простым священником, а не монахом?

– Меня влечёт именно монашеская стезя. Я очень люблю Машу, но только как сестру. Меньше всего я бы хотел причинить ей боль, но что я могу поделать? Обмануть себя и её? Бога-то не обманешь. Судьбу не обманешь. Редко кто может чётко увидеть свой путь, но, увидев, нельзя уже отклоняться. Мне это видение даровано, как же я посмею свернуть?

– Что ж, я в таких делах не советчик… Ты у нас всегда был птицей небесной, а я человек земной. Стало быть, монастырь?

– Если получу благословение, монастырь.

Звон разбившейся посуды прервал разговор двух друзей. Родя приподнял голову, и увидел в дверях Машу, спешно собирающуе осколки битой посуды. Владимир бросил на друга выразительный взгляд, но тот лишь вздохнул и отвёл глаза…