– Да, и надеюсь, он скоро будет здесь.
– Дай Бог…
– Елизавета Борисовна, расскажите мне о Каверзине, – попросил Жигамонт. – Какое положение он занимал в вашем доме? Кем он доводится вашей семье? Честно говоря, я не совсем понял.
Олицкая разжала судорожно сжатые кулаки и, помедлив, ответила:
– Боря был одним из князей Олицких…
– Как?
– Мой муж до брака со мной был, как бы это выразиться, большой ходок. Первая жена его умерла рано. У него был роман с крепостной… Знаете, этакая почти пасторальная история. Девушка забеременела, Александр Владимирович дал ей вольную и выдал замуж за старика-почтмейстера, который был его доверенным лицом. К сожалению оба супруга умерли, когда Боре не было и десяти лет, и мой муж взял его в свой дом, став ему опекуном и благодетелем. Боря учился наравне с законными детьми Саши, но всегда помнил своё место. Он был очень трезвым человеком.
– Вот как… Но Каверзин знал, что является сыном князя?
– Не могу сказать с уверенностью. Не должен был знать. В нашем доме этот факт скрывался. Я узнала о той истории совершенно случайно…
– Откуда же?
– Не всё ли равно! – в голосе княгини послышалось раздражение. – Там, где узнала я, вряд ли мог узнать Боря. Хотя он, может быть, и знал. Я ведь говорила, что он был очень умён. Знал, но не показывал виду.
– А Владимир и Антон? Они знали, что Каверзин их родной брат?
– Ах, милый доктор! Кто ж разберёт их! – сплеснула руками Олицкая. – Но не думаю. Вы имели удовольствие слышать воззрения моего старшего пасынка. Мужварьё! Да узнай он, что Боря сын крепостной, с которой спутался его отец, он бы возненавидел своего друга! А ведь они были близки… А, впрочем, чужая душа потёмки.
– О том, что внутри человека, знает только врач, о том, что в душе – только Господь Бог. С вашего позволения, княгиня, я поднимусь к себе.
– Да-да, ступайте, милый доктор. Мне тоже нужно заняться делом. В такое время только в работе и спасение.
Георгий Павлович оставил Олицкую и направился к себе. Елизавета Борисовна была не первой, с кем он говорил о Каверзине. Доктор успел справиться о нём у Родиона, Володи, старика Каринского и горничной Даши. Все они отзывались о Борисе Борисовиче как о человеке большого ума, но скрытном, сдержанном, холодном. Каверзин никогда не был женат, и неизвестно было, чтобы у него была какая-то большая страсть. Кажется, близок он был только с Владимиром Александровичем, но Жигамонт никак не мог решить, как построить разговор с ним. К тому же Георгий Павлович понимал, что надменный князь ни за что не станет откровенничать.