– Что вы имеете ввиду?
– То, что мы собираемся осматривать не только дорожку, а на нас с вами этакая неподходящая обувь одета. На пленере без сапог худо! К тому же после дождя!
Георгий Павлович рассмеялся:
– Возвращаться – плохая примета, но на будущее надо будет раздобыть приличные сапоги.
Дом князей Олицких относился к тем старинным на совесть построенным домам, которым даже землетрясение не могло бы нанести серьёзных трещин. Западный фасад дома, на который выходило окно кабинета Владимира Александровича, был опутан сетями хмеля, перекидывающегося на растущие у дома колонны можжевельника.
– Странный парк в этой усадьбе, – заметил Немировский. – Не похож ни на английский, ни на французский. Напоминает что-то хаотическое.
– Ле жардан дё ля рюс!>16 – развёл руками Жигамонт. – Парк в русском стиле. Княгиня – большая русофилка.
– Вот как? Интересная женщина. Редкая. Вы хорошо её знаете, доктор?
– Когда-то знал неплохо, а теперь затрудняюсь ответить. Мы познакомились с нею много лет назад на водах. Старый князь лечил там свою подагру, а его молодая супруга скучала. Мы очень сдружились с Елизаветой Борисовной по схожести интересов и взглядов. Ныне же могу сказать только, что это не женщина. Это адамант! Кремень! Натура сильная, цельная. Княгиня не отличается аристократизмом в своём поведении, напоминая нравом наших купчих. Она мало обращает внимание на этикет, светские обычаи. Она предпочитает диктовать правила сама. Этакий просвещённый деспотизм. Елизавета Борисовна заботится о своих родных, о своих людях, даже, если между ними напряжённые отношения, но зато никому не позволяет нарушать установленные ею законы. В этом доме она хозяйка, царица, а все остальные подданные её величества. Поэтому-то её так возмущает то, что в её царстве происходит нечто, о чём ей не докладывают.
Николай Степанович с любопытством посмотрел на Жигамонта:
– Вы, вероятно, хороший врач. Рассказываете о людях так, точно вскрываете их острым скальпелем. Одолжите-ка мне вашу трость, доктор.
– Возьмите, Николай Степанович.
Немировский взял трость и заметил:
– Тяжёлая!
– Хорошо тренирует руки. У врача они должны быть твёрды.
Николай Степанович медленно прошёл вдоль стены дома, сделал несколько шагов в сторону, раздвигая тростью ветви кустарника и траву. Наконец, наклонившись, он осторожно поднял с земли чернильницу:
– Кажется, это та самая, которую выбросил покойный князь.
– И что же? – пожал плечами Жигамонт, закуривая трубку. – Вполне логично, что она лежит здесь.
– Логично, логично, – кивнул следователь. – А пепел за кустом акации столь же логичен?