Ася бегом выскочила в коридор и что есть мочи застучала в дверь комнаты крёстного:
– Николай Степаныч! Дядя Николя! Проснитесь!
Повернулся ключ в замке, и на пороге показался Немировский в зелёном халате с широкими отворотами, держащий в руках свечу.
– Ты почему босиком? – с укоризной спросил он. – Не хватало ещё, чтобы ты простыла!
– Дядя Николя, пожар! – выдохнула Ася.
– Что?!
– Там! – девушка указала на окно. – Посмотрите! Горит что-то! Только я не поняла, что…
– Зато я уже понял, – мрачно сказал Николай Степанович, приглаживая волосы и направляясь к окну. – Это горит флигель, куда съехал князь Антон…
– Господи… – Ася перекрестилась.
В этот момент открылась дверь напротив, и в коридоре показался заспанный доктор Жигамонт.
– Что случилось? – спросил он.
– Георгий Павлыч, будьте добры, разбудите княгиню! Горит флигель.
– Не чума, так скарлатина…
Тем временем, на улице уже послышались голоса. К горящей постройке сбегалась челядь. Несли воду – вёдрами, самоварами, кастрюлями, лоханками – заливали пламя, кричали и ругались. Из темноты к флигелю направилась высокая фигура в чёрном – отец Анроник. Он достал крест, благословил мужиков на тушение пожара, и замер, словно изваяние, глядя на пожирающее постройку пламя.
Немировский захлопнул окно и повернулся к крестнице:
– Ты ещё здесь? Иди обуйся и оденься.
– Дядюшка, я видела его, – тихо сказала Ася.
– Кого, помилуй?
– Призрак. Я услышала шаги, выглянула в коридор, и видела уходящую белую тень. А потом начался пожар.
Старый следователь поцеловал девушку в голову:
– Ты сегодня молодец, красавица моя. Иди одевайся и возвращайся. Я тебя жду.
Ася вернулась к себе, поспешно натянула тёмное платье, накинула шаль и вернулась к Немировскому, который также успел переодеться и уже разговаривал со стариком Каринским, выглядевшим потерянным и беззащитным в своём наспех надетом халате и ночном колпаке, с нервно подрагивающей головой.
– Кара, кара Господня! – сокрушённо шептал Алексей Львович. – У меня такое чувство, точно судный день настал в нашем доме…
– Дядя, вам бы лучше вернуться в свою комнату, – сказал белый, как мел, Родион, позади которого пряталась дрожащая Маша.
– Да, ты прав, мон шер, – рассеянно отозвался Каринский. – Мне что-то дурно…
– Я скажу доктору, чтобы он зашёл к вам!
– Нет-нет, не надо… У него и без того дел довольно…
Когда Алексей Львович, сопровождаемый Машей и Родионом, ушёл, Немировский обернулся к Асе:
– Вот уж точно, кара Господня… Идём, моя красавица. Все уже там…
Возле горящего флигеля сновали люди. А совсем рядом стояла, скрестив руки на груди и плотно сжав губы, княгиня Олицкая. Одетая во всё чёрное, с безупречно уложенными волосами, она неотрывно следила за происходящим, время от времени отдавая приказания своим людям, указывая сжатым в руке хлыстом, куда-то, бранясь, как не подобает знатной даме. Удивительно смотрелась Елизавета Борисовна в этой ночи, в отблесках пламени, со своей неженской твёрдостью и распорядительностью.