– Увы, ничего кроме бессвязного бреда мы от неё добиться не можем.
– Так причём здесь я?! – взорвался Лыняев.
Дверь открылась, и в кабинет вошла Елизавета Борисовна в сопровождении доктора Жигамонта.
– Вы закончили? – спросила она Немировского.
– На данный момент, да, – кивнул следователь.
– Отлично, – княгиня подошла вплотную к Лыняеву и, не дав ему подняться, заговорила низким голосом: – Сейчас я тебя огорчу, Архип Никодимович.
– Увольняете, ваше сиятельство?
– Это, само собой. Правда, не раньше, чем будет доказана твоя невиновность, и найдена тебе замена. Я о другом.
– О чём же?
– Опростоволосился ты, голубчик! Как последний простофиля, опростоволосился! Неужели ты думал, Лыняев, что я настолько глупа, что не знаю, сколько ты воруешь у меня? Что Боря смог всё высчитать, а я – нет?
Архип Никодимович побледнел:
– Так вы знали?..
– Каждую копейку, которую ты украл у меня! – злорадно сообщила Олицкая, нагнувшись к самому лицу управляющего. – Катя мне передала Борины бумаги. Рьян дю нуво пур муа!>24 Боря просто блефовал, а ты попался на его блеф.
– Гнида… Волчья сыть… – прошипел Лыняев. – Вот, теперь бы я его точно убил…
Оставшись наедине с Георгием Павловичем, Немировский медленно опустился за стол и, сомкнув пальцы рук, глубоко вздохнул.
– Что скажете, Николай Степанович? – спросил Жигамонт, рассеянно листая газету.
– Лыняев не убийца, – ответил следователь. – Слишком сложная и изощрённая месть для мелкого жулика, каковым он является. К тому же князь Антон вовсе выпадает из хрупкой схемы, в которой убийцей мог оказаться он. Одно меня радует, дочь купца Данилова исчезла той же ночью, что и наш князь Володя, значит, они уехали вместе, и можно надеяться, что хоть он теперь вне опасности.
– Как неожиданно любовь иногда вторгается в наши логические построения, не правда ли? У меня был пациент, которому все врачи предсказали не более полугода жизни. А он взял да влюбился, и, представьте, прошло уже десять лет, а он жив и здоров.
– Тоже бывает…
– А не кажется вам странным, что Володя исчез в ту же ночь, когда погиб его дядя?
– Мне многое кажется странным, любезный доктор. Но вряд ли этот едва оперившийся птенец мог разыграть такой спектакль с несчастной Лыняевой. Он и не бывал у неё, как следует из всех показаний.
– Кто же в таком случае остаётся? – Жигамонт захлопнул газету. – Отец Андроник? К нему Евдокия Яковлевна особенно тянулась. Он часто бывал у неё, исповедовал. Пожалуй, никто не имел большего влияния на душу этой несчастной, чем он.
– А каков мотив?
Георгий Павлович развёл руками: