– Как на румбе? – донеслось с мостика.
– Двести четырнадцать! – звонко отозвался молодой, почти мальчишеский, голос.
– Есть. – ответил первый, густой баритон. Мне показалось, что владелец его – невысокий, дородный, с раздвоенной, как у адмирала Макарова, бородой,
Снова грохнуло на баке. Снаряд упал с большим перелетом, подняв столб пены с густо-черным дымом.
– Два меньше, беглый!
Теперь загрохотало и с кормы. Пароход вдалеке по-прежнему был затянут клубами дыма, но теперь вплотную к нему один за другим вырастали высокие всплески. Потом в дыму что-то блеснуло и с мостика радостно закричали:
– Попадание! Жарь так, молодцы комендоры!
Меня сильно толкнули в спину, и я едва устоял на ногах. Мимо пронесся, бухая башмаками, матрос. За ним еще двое; я отпрянул к леерам, давая дорогу и надеясь, что рулевому именно сейчас не придет в голову выписать еще один коордонат. Улетишь в воду – и никто не станет подбирать в горячке боя.
– Осторожно, сударь, так и за борт сыграть недолго!
Передо мной стоял офицер. Совсем молодой, лет двадцати от силы; черный, с двумя рядами сияющих пуговиц мундир. Ослепительно-белый воротничок, галстук-бабочка, золотые, с черной полосой, погоны, две звездочки…
– Да, господин лейтенант, не хотелось бы. У вас тут изрядно трясет!
– Мичман, с вашего позволения. Красницкий Федор Григорьевич, минный офицер. А вы, если не ошибаюсь наш найденыш?
Я запоздало обругал себя. Ну конечно, мичман! Две звезды, один просвет – это в советском ВМФ лейтенантские погоны, а тут – мичманские, первый офицерский чин.
– С кем это вы воюете, господин мичман? – осведомился я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее. – Турок? Вряд ли германец, уж больно архаичная посудина!
– Похоже, турок, – ответил моряк. – Вот, полюбопытствуйте…
Я поднял к глазам большой, с медными ободками на трубках, бинокль. Пароход скачком приблизился: в разрывах дымной завесы теперь я отчетливо видел пушечные порты, из которых вырывались снопы искр в клубах порохового дыма. Паутинки вант, красномундирные фигурки с ружьями на марсах, изрыгающие огонь тупорылые орудия. На шканцах фигуры в синих сюртуках и офицерских шляпах, над ними – знакомое полотнище. «Юнион Джек».
Это что, очередные глюки?
«…Или?..»
Офицер будто угадал мои мысли:
– Османы совсем обезумели от ужаса, раз уж вывесили первую попавшуюся тряпку. Откуда здесь британский пароход, да еще такой древний? Это ж времена Синопа!
«Синопа, говоришь?..»
От кожуха, горбом высящегося над бортом, полетели обломки. Судно еще несколько секунд шло по прямой, но потом бушприт покатился в сторону. Разбитое удачным попаданием колесо стало теперь тормозом, разворачивая пароход. Пушки его больше не стреляли; в бинокль я видел, как засуетились на палубе муравьи в белых робах. Левое, исправное колесо бешено заработало на реверс, разведя бурун выше полубака. Судно накренилось, зарываясь в воду бортом.