Тот, кто читает это, вероятно, недоумевает – как автор сумел сохранить веру в могущество британской короны, находясь в плену? Признаюсь, это было непросто. Покинув привычный корабельный мирок, где нас окружал добрый английский дуб, ясень и бакаут, мы были поначалу ошеломлены обликом русских кораблей. Всюду железо, сталь и машинное масло; вместо благородных оттенков мореной древесины и радующей глаза желтизны сизалевых тросов – унылая серая краска. Это царство целесообразного металла: повсюду хитроумные механизмы и гальванические приспособления. Люди мелькают среди них, как бесы в преисподней, ловко управляясь с этой противоестественной механикой. Когда нас провели мимо артиллерийского орудия, мои товарищи по несчастью с неподдельным изумлением рассматривали его казенную часть. Нигде, даже в рубке локомотива, даже в Гринвичской обсерватории, где мне случилось как-то оказаться, я не встречал такого обилия механизмов, рычагов, штурвалов, оптических стекол. Превосходные орудия Анри-Жозефа Пексана (надо признать, французы способны даже нас удивить техническими новинками!) выглядят в сравнении с ними древними камнеметными кулевринами. Неудивительно, что русские одержали столь решительную победу: Господь, вопреки известному утверждению безбожного Вольтера, не на стороне больших батальонов, а на стороне тех, кто владеет лучшими военными машинами. К величайшей досаде, сейчас это не мы, британцы (что, кажется, соответствовало бы разумному мироустройству), и даже не подданные Наполеона III, а русские варвары. За какие грехи Господь так сурово карает Европу?
Мы ожидали унижений и издевательств: русские вполне могли припомнить морякам Королевского флота бомбардировку приморского города Odessa в апреле этого года, в которой участвовал и «Фьюриес».
Но, к нашему удивлению, опасения оказались напрасны. Русские лишь отделили матросов от офицеров, но я не могу не признать разумности этой меры: находясь среди своих подчиненных, офицеры Королевского флота могли и даже обязаны были бы подстрекать их к неповиновению. Но увы; матросы были свезены на большой пароход, а мы – офицеры и некомбатанты – отправились на фрегат.
Стоит объяснить значение термина «некомбатант». Если верить русским офицерам, то по прошествии примерно полувека человечество задумается о том, чтобы поставить некий предел ужасам войны. Это будет сделано на международной конференции, где кроме множества оговорок о гуманности или негуманности тех или иных способов и средств ведения войны будет дано строгое определение сражающихся и не сражающихся участников военных событий. Те, кто имеет во главе лицо, ответственное за подчиненных, носит явственно видимый издали отличительный знак; открыто носит оружие и соблюдает законы и обычаи войны, относятся к «комбатантам». Другие же – и в их числе врачи и санитары, священнослужители, подобные автору этих строк, или репортеры, вроде моего спутника, мистера Блэксторма, представлявшего газету «Манчестер Гардиан», считаются «некомбатантами». Правила обращения с ними много мягче, и меня искренне порадовало, что русские офицеры намерены им следовать, несмотря на то что упомянутые соглашения, собственно, еще не заключены.