Флот. Армада. Орда.
– Как же вас… э-э-э… топить, таких страшных? – осклабился Лобанов-Ростовский. Он сидел на месте эссеновского наблюдателя, Кобылина. Тот был изрядно недоволен и даже повздорил с командиром, но куда там! Прапор вовремя сообразил, что в этой операции на первом месте будут не бомбы и даже не его любимый «Льюис», а маленькая черная коробочка, которую гость продемонстрировал на совете.
И вот, пожалуйста: князь первым разобрался в кнопочках и рубчатых колесиках, и теперь драгоценную машинку доверяли только ему.
Что ж, все верно, подумал фон Эссен. Эта штучка сейчас важнее любого из аппаратов. Гидропланы – глаза отряда, но пока долетишь до своих кораблей, пока сбросишь вымпел, да пока его выловят и откупорят… А тут – сразу. «В реальном времени», как говорит пришелец.
«…Необычная фраза – разве время может быть «нереальным?»
Эссен завалил аппарат на крыло, «М-5» послушно описал широкую дугу. Теперь они шли довольно низко; в глазах рябило от мелькания мачт и белых полос на черных бортах.
Это тоже проблема, отметил Эссен. Их всех, а наблюдателей в особенности, хорошо натаскали на распознавание силуэтов кораблей. Любой пилот с любого ракурса опознает что «Гебена», что «Кагул», что родную авиаматку. А эти – все на одно лицо: три, реже две мачты, ровный брусок корпуса, иногда – огрызок трубы. Колесные пароходы выделялись массивными кожухами, но и они, как близнецы-братья: поди отличи какой-нибудь «Могадор» под триколором Второй империи от «Файербранда», на чьем гафеле плещется «Юнион Джек»?
А вот этот опознать проще: изящный в своей громоздкости корпус, пушечные порты, в три ряда опоясавшие высоченный борт, две трубы пачкают черноморское небо копотью. «Наполеон», шедевр великого судостроителя Дюпюи де Лома. Не плавучая батарея, не переделка парусного корабля – винтовой «линкор» специальной постройки, символ французского превосходства на море. Девяносто пушек, двадцать два пексановых орудия на гондеке и верхней палубе; мощнейшая для своего времени девятисотсильная машина. Французы основательно подошли к проектированию – у них получился корабль совершенно нового типа, оснащенный всеми техническими новинками. Под парами «Наполеон» развивал немыслимые для британских «Бленхеймов» тринадцать узлов. За это пришлось расплачиваться скромным запасом хода и высокой, в полтора раза больше, чем у «одноклассников», стоимостью, зато теперь «Наполеон» представлял некоторую опасность даже для «Алмаза» с его девятнадцатью узлами. Правда, угроза была скорее гипотетической – дальность стрельбы гладкоствольных пушек не идет ни в какое сравнение с дистанциями, доступными нарезным скорострелкам.