– Все у тебя для нее ограничено… – Проводя Андрея Павловича в комнату, Марина на ходу сняла у него с пиджака некую невидимую пылинку. – Тебе велено было прийти? Значит, проходи и садись. По-моему, – махнула она рукой в сторону стоящего посередине комнаты Миши, – у нас тут вполне теплая компания собирается. – И, загородив Андрею Павловичу путь, посмотрела на него сияющими глазами. – Для меня у тебя найдется время?
Андрей Павлович не нашелся что ответить ей.
– Ладно, – сказала Марина, не дождавшись ответа, – пойду кофе сварю.
– Одна-ако!.. – протянул Андрей Павлович, глядя ей вслед. И повернулся к Мише. – Что, молодой человек, давайте знакомиться, раз мы одна теплая компания. Андрей Павлович.
Миша представился.
– Очень, как говорится, приятно. Вы тоже кого-то ждете? Или же, – Андрей Павлович кивнул в сторону кухни, куда скрылась Марина, – сопровождаете эту наяду?
Миша покраснел.
– Нет. Я жду. Аню. У нас билеты в театр.
– Понятно, – протянул Андрей Павлович. – По-нятно… – Он отодвинул от обеденного стола еще один стул и сел. Сел, поразмышляв мгновение, и Миша. – Все, значит, ждем? Такая, значит, компания: ожидальщиков. Это хорошо. Когда люди связаны каким-то общим интересом, они лучше понимают друг друга. И даже не только понимают, но и чувствуют некое единение. Вы, простите, чувствуете со мной единение?
– Ка-акое? – несколько ошеломленно спросил Миша.
– Ну, просто. Человеческое. Какое еще. Ну, если хотите, мужское. Корпоративное, так сказать.
Миша помолчал. Потом сказал с неуверенностъю:
– Не знаю…
– Ясно, Миша, мне уже ясно. – Голос Андрея Павловича был сама удачливость, в нем словно бы оттиснулась намертво благополучная твердость жизненных позиций его владельца. – Не чувствуете. Слишком сосредоточены на своем, личном. Слишком оно для вас еще важно. Вы сейчас вроде той звезды, что зовется черной дырой. Все в вас проваливается, но ничего не исторгается.
– Это вы к чему? – подумав, так же уязвленно, как тогда, когда Марина назвала его философом, спросил Миша.
– Это я, Миша, к тому, что я вам, наверно, завидую. Не тому, что вы меня раза в два моложе… вам сколько?
– Двадцать два.
– Видите, как я точно почти. Так не тому, что моложе, а тому, что можете еще обходиться собственной, так сказать, энергией. Она у вас еще не истрачена, вам еще не нужно ничье плечо, ничье соучастие… – То, что Андрей Павлович говорил сейчас, как-то не очень вязалось со всем его обликом, уж чьей-чьей проблемой было, но только не его. – Такой лишь вопрос, Миша, – продолжил он. – Это вот «свое личное» может быть самого широчайшего свойства – скажем, отдать жизнь за счастье всего человечества. Или сугубо эгоистического – чтобы денег по горло, чтобы все жизненные блага… Так вот вопрос: как вы чувствуете, какого оно свойства в вас?