А мать ее, Алесту, наверное, любила – ну, как умела. Хотела для дочери лучшего, верила, что все пойдет хорошо.
Я не держу на тебя зла, мама.
И с бабушкой ругалась зря. Какие они в жизни – приоритеты, – разве важно? Важно, когда теплые руки держат твои и кто-то любит, любит не за что-то, а просто так; когда в глазах напротив светится поддержка.
Прощаю, мама. И ты не держи зла.
И Хельга любила тоже, по крайней мере, раньше, когда не ушла с головой в работу.
Люблю тебя, сестра.
Ту, которую была. Или которой стала. Не важно.
И Савку тоже.
Ты меня помни живой, ладно?
Пусть все думают, что она у «диких» – так будет проще. Надеются, что прижилась там, что обрела подобие счастья, что нянчит на грязных коленях выводок из мальчишек. Главное, что жизнь продолжается; главное, пусть где-то там, но дышит.
А что не успела многого? Так важно ли теперь?
Лишь бы только убили сразу, лишь бы не мучили. А она заберет с собой столько, сколько сможет.
Собравшись силами, Алька сжала меч – чиркнуло о камни лезвие меча – и, опираясь битыми ладонями о камни, поднялась с земли.
(Within Temptation – Stand My Ground)
Она выходила на свой последний бой изменившаяся внутри, постаревшая, «отжившая» свое. Готовая. Разум собран, тело звенит, кровь кипит – в таком состоянии не живут: сил не хватит, – в таком воюют в самый последний раз.
Зато все именно так, как она хотела. Внутри не храбрость, но пустота, внутри темно и почти не страшно – Алька боец, настоящий боец – пусть совсем ненадолго. Зато она запомнит себя не скулящей, не молящей о пощаде, но жесткой, даже если где-то неумелой, настоящей и честной. Той самой Алькой из собственной мечты.
Глупая.
Глупая, да. Злая, грустная, улыбающаяся.
Ее уже ждали.
За короткое время они подобрались удивительно близко – затянутые в броню «нелюди» с масками на лицах, и, стоило выйти из укрытия, как она бросилась на ближайшего. Атака, удар – отбит, замах и еще удар – снова отбит легко и играючи.
Они обступали ее, как загнанную в ловушку бешеную псину, приближались, все теснее смыкали кольцо, а Алька все крутилась, все размахивала мечом, все воевала – одна против всех; жалобно и резко звенел металл. И лишь спустя какое-то время заметила, что «панцирные» не нападают. Защищаются от ее неуклюжих потуг ранить, но в бой не идут.
Играются с ней? Дразнят? Ждут кого-то?
Она на секунду остановилась, опустила руки, позволила себе отдышаться. Еще злее, чем раньше, еще собраннее, еще чернее внутри.
Точно. Ждут. Кольцо из великанов расступилось мгновением позже и пропустило вперед новую фигуру, при взгляде на которую волосы Алесты зашевелились.