Когда я достиг перекрестка, где левый коридор мог бы привести меня к лестнице, а правый — обратно к моим апартаментам, то замешкался. Слева, по диагонали, находилась гостиная, напротив редко используемых комнат Бенедикта. Я направился к гостиной, вошел и опустился в тяжелое кресло в углу. Все, чего мне хотелось, — разделаться с врагами, помочь друзьям, вычеркнуть свое имя из любых сраных списков, в которых оно сейчас имело место быть, отыскать местонахождение моего отца и прийти к какому-нибудь соглашению со спящей сейчас тай’ига. Затем можно было бы подумать о продолжении прерванного Wanderjahr. Все, что мне нужно, — как я сообразил, — заново задать себе теперь почти риторический вопрос: «Так сколько же в моей деятельности телодвижений, о которых я хотел бы уведомить Рэндома?»
Я подумал о Рэндоме, играющем сейчас в библиотеке дуэт с почти чужим ему сыном. Я понял, что когда-то он был довольно сумасбродным, независимым и гадким, что по-настоящему он не хотел управлять этим миром-архетипом. Но отцовство, женитьба и выбор Единорога, кажется, наложили на него глубокий отпечаток — закалив характер, как я полагаю, что стоило ему отказа от громадного числа жизненных развлечений. Сейчас у него, кажется, была уйма проблем с этой кутерьмой вокруг дела Кашфы — Бегмы; вполне даже, что он прибегнул к убийству и согласился на очень благоприятный договор ради сохранения комплекса политических сил Золотого Круга в уравновешенном состоянии. И кто знает, что еще где-то происходит, чтобы прибавить ему забот? И я на самом деле хочу втянуть этого человека в то, с чем я в состоянии разобраться сам, да так, что он никогда даже не узнает об этом и даже ничуть не обеспокоится? Наоборот, если я втяну его в свои дела, то, скорее всего, он вобьет меня в такие ограничения, которые затруднят мою способность реагировать на то, что вроде бы стало в моей жизни каждодневной необходимостью. К тому же тогда всплывет другой вопрос, давным-давно отложенный.
Я никогда не присягал на верность Янтарю. Никто даже не просил меня об этом. В конце концов, я сын Корвина, я добровольно явился в Янтарь и пожил здесь немного перед тем, как отправиться на тень Земля, где учились столь многие обитатели Янтаря. Я часто возвращался и со всеми был в хороших отношениях. И вообще мне непонятно, почему в моем случае неприменимо понятие двойного гражданства.
Но я, пожалуй, предпочел бы, чтобы этот вопрос вовсе не поднимался. Мне не нравилась мысль о вынужденном выборе между Янтарем и Дворами. Я не сделал этого ни ради Единорога и Змея, ни ради Образа и Логруса и не имел ни малейшего желания делать выбор ради членов королевских семей обоих дворов.