Если попробовать рассказать в "той жизни" — в Киеве ли, в Иерусалиме, или в Москве, — что два образованных, интеллигентных, можно сказать, человека будут "бодяжить" в Париже, в кустарной кухонной лаборатории, — героин, вряд ли кто из близко знавших Федорчука и Ицковича поверил бы. Но факт. Как там говорил старина Маркс? Нет, мол, такого преступления, на которое не пойдет буржуазия при восьмистах процентах прибыли? Возможно. Но почти в то же самое время другой бородатый гений показал, на что способны такие вот интеллигентные, в общем-то, люди, как Олег и Виктор, если воодушевить их великими идеями. Разумеется, — Достоевский писал о "революционерах" и был абсолютно прав — как, впрочем, прав был и Маркс. И большевики, и национал-социалисты, и синдикалисты Бенито Муссолини — все они в том или ином смысле были революционерами. Но и бороться с такими "героями", способными буквально на все, можно только их же собственными методами, — чистоплюи быстро нашли бы себя на кладбище и отнюдь не в роли могильщиков.
11.02.36 г. 11 ч. 42 мин.
— Есть что-нибудь оттуда? — спросил Степан.
Они сидели в кафе неподалеку от "химической лаборатории" Виктора и пили кофе с круасанами, маслом и конфитюром. Олег не отказался бы и от коньяка — особенно после вопроса Матвеева — но они уже перешли на "военное положение" и ломать дисциплину не хотелось. А Степа, разумеется, ничего "такого" и в мыслях не держал, поскольку на самом деле о "нашем человеке в ГРУ" — ну да, в РУ РККА, но разве в аббревиатурах дело? — ничего почти не знал. Если бы знал, — никогда бы не спросил. Но он в подробности посвящён не был, потому и поинтересовался. Спросил, и сердце у Олега сжалось от нехороших предчувствий. Сентиментальная мнительность подобного рода оказалась — ну, не диво ли?! — одинаково свойственна и настоящему арийцу и чистокровному, насколько вообще может быть чистокровным современный человек, еврею.
— Нет, — покачал он головой. — Ничего… Но, может быть, позже… после тринадцатого проснутся…
По договоренности, сотрудники разведуправления, — если решат все-таки идти на предложенный Бастом контакт, — должны дать объявление в одной из парижских газет. Тогда и только тогда, "место и время" встречи в Брюсселе — площадь перед дворцом Юстиции, первый понедельник марта — станут актуальными. Таня давным-давно должна была уже добраться до Москвы и рассказать товарищам о "странном" немце из Антверпена, но никаких объявлений господа военные разведчики пока не давали. Что это означает и означает ли хоть что-нибудь вообще, можно только гадать, но знать наверняка — невозможно. Оставалось надеяться и ждать, и Олег честно надеялся и не слишком честно ждал, коротая время с Таниной "подругой". Но это, так сказать, проза жизни. И не надо путать божий дар с яичницей. А о Тане Ицкович никогда не забывал и не переставал беспокоиться, даже развлекаясь со своей кузиной Кисси. Такая вот диалектика мужской души.