Майкл сохранил молчание.
— Тебя не существует, — прошипел Снеговик. — И никогда не существовало.
Он позволил этой фразе повиснуть в воздухе и выдул облако дыма, которое распространилось вокруг него.
Затем он открыл красную коробочку, которую держал в правой руке и извлек оттуда нож для колки льда с жемчужно-белой рукояткой.
Клак… клак… Ручка дыбы снова заскрипела. Майкл поморщился и прикусил нижнюю губу, когда боль заструилась через его суставы.
— Она пыталась отправить тебя на Западный Фронт, — Снеговик осмотрел своего пленника, будто примеряясь к нему с ножом, на лезвии которого блеснула опасная искра. — В надежде спасти тебя от русских, я полагаю? Вообрази это. Бедная Франциска, сражающаяся за жизнь своего честного и благородного рыцаря с помощью единственного доступного ей оружия.
«Я так устала», сказала она. Надо думать, ей пришлось много скоблить кожу мочалкой, чтобы избавиться от запахов этих людей. И ведь, выходит, Майкл был слишком влюблен в нее, ведь единственным запахом, который он мог ощущать, был ее собственный.
И теперь его истязали в его персональном Аду. Что ж, пожалуй, тост, который она предложила, был не лишен смысла.
За свободу?
За хорошие решения?
За солнце, что заходит на западе.
Это какой-то особый тост? — он вспомнил собственный вопрос.
И она ответила: Я надеюсь, ты его вспомнишь, когда придет время.
Он, наконец, вспомнил, что она хотела сказать ему.
Казалось, она и сейчас говорила с ним. Ее тихий голос из царства мертвых звучал внутри него.
Их нельзя остановить с Востока. Ни в одних наших самых смелых мечтах. Даже если мы попытаемся притвориться, что это не так, их не остановить… и когда этот город погибнет, я погибну вместе с ним тоже, потому что я уже выбрала свое поле битвы. Но ты… на Западе… возможно, сумеешь принять хорошие решения, которые помогут тебе выжить. Ты сможешь убрать свою винтовку навсегда, когда больше не понадобится сеять смерть. Ты сможешь быть честным немцем, который переживет войну, которую бессмысленно продолжать, и присягнуть британцам или американцам. Возможно, потребуется какое-то время, прежде чем ты обретешь свободу… но ты обретешь ее.
Вот видишь? Я ведь все говорю верно, разве нет?
— А затем ты убил ее, — сказал Риттенкретт. Он отвел руку назад и воткнул нож для резки льда в открытую нижнюю часть левой руки Майкла.
Эта небольшая боль ничего для него не значила.
— Ты британец? — теперь от ткнул ножом в правую руку пленника и провернул лезвие. — Американец? — нож погрузился в левое бедро. — Ты русский? — перед этим возникла пауза, а затем он вонзил нож для колки льда в правое яичко Майкла. — О-о, — протянул Риттенкретт, услышав крик сквозь стиснутые зубы. — Похоже, хоть этим тебя можно пронять.